Глава 3
Хотя после той позорной ночи прошло две недели, чувство унижения продолжало грызть Рики изнутри. Не в силах выплеснуться наружу, сильный гнев бушевал внутри. Чувство стыда пронзало его.
Неудивительно, что после того случая Рики больше не околачивался на улицах Мидаса. Он не то, что гулять там не мог, но даже первый слог названия произнести. Вместо этого он обиженно прикусывал язык. День ото дня морщина между его бровями становилась лишь глубже.
Если бы только он мог забыть это гнусное происшествие, то успокоился бы. Но, стоило ему закрыть глаза, как в голове появлялся прекрасный и холодный мужской образ, будто бы впечатавшийся в его память.
«Когда ты упускаешь свою жертву, то цепляешь кого-нибудь, и так зарабатываешь?».
Надменность речи таила в себе угрозу, его необычайно холодный голос не отставал от Рики подобно непрерывному звону в ушах.
Дерьмо!
А еще осталась болезненная мука из-за невозможности ничего сделать. Злила его не насмешка Ясона, хотя высмеивание сексуальной жизни мужчины было явным нарушением общепринятых традиций и обычаев в трущобах.
Даже в «любовном отеле» на задворках города Ясон не потерял ни капли своего достоинства и величия. Более того, для Блонди из Танагуры, у которого этого добра с избытком хватает, Рики был не более чем продажным мужчиной, который цеплял клиентов и торговал собой.
И сознавать это было унизительно.
Никаких сомнений. Прежде всего, это он позвал Ясона и донимал его, пока не получил желаемое. Его упрямство и гордость в глазах Ясона казались лишь проявлением эгоизма и испорченности.
От одной этой мысли у него в горле жгло.
«Не заблуждайся, полукровка. Ты — приз, так грубо навязанный мне в обмен на молчание. Делай, как я говорю, покричи для меня и мы будем считать, что мы квиты. Вот и все».
Холодное и расчетливое замечание, которое невозможно воспринять не иначе, кроме как оскорбление, каковым оно и являлось. Впитавшись в его мозг, гнойный яд временами выплескивался и ранил его гордость.
Он сжал зубы. Его виски болели. Он не испытывал такого отвращения с тех пор, как покинул Приют. И все же, он знал, что его сердце так просто не излечится от лихорадки, бьющейся внутри его тела.
В ограниченном детском мире, он всегда мог закрыть уши и глаза от того, что приносило боль. В Приюте это было единственное «право» незрелого ребенка.
Но теперь все было по-другому.
Независимо от зрелости человека, его жалобы и скулеж ничего не изменят. В трущобах, где действовал закон джунглей, слова и действия мужчины всегда приносили свои последствия.
Рики и с этой реальностью был отлично знаком — реальностью, в которой он не мог просто отмахнуться от произошедшего. И это тяжело давило на него.
Он оказался в незавидном положении. В сутках не хватало часов, чтобы предать забвению все воспоминания за пределами повседневной рутины. Но ему приходилось заставлять себя. И это приносило невыносимые страдания.
Сколько времени понадобится, чтобы вернуть в норму его треснувшие чувства? Он и представить себе не мог.
Конечно, случившееся с ним больше напоминало странное чудо, чем необычный случай. Столкнуться со странным мужчиной, тут же встретить еще одного Блонди из Танагуры — этого он ожидал в последнюю очередь. Но, тем не менее, он не мог выбросить воспоминания из головы и вернуться к своему обычному беззаботному существованию.
Быть так легко названным «отбросом из трущоб», оказаться осмеянным и униженным этими холодными, бесчувственными глазами. Его гордость была избита до полусмерти, и так просто ее не вылечишь.
Позорные воспоминания о таком жестоком издевательстве становились в его мозгу все более яркими. Даже во время привычного секса с Гаем он не мог избавиться от дразнящих воспоминаний, упрямо обвивавших его сердце.
«Так быстро кончаешь, гордиться здесь нечем».
Заткнись.
«Только хвастаться ты и можешь».
Хватит уже!
«И здесь у нас бутон твоего удовольствия?».
Отвали!
«А здесь...».
Дразнящий голос блуждал у него в голове, крепко цепляясь за него и окутывая своим мучительным жаром.
Дерьмо.
Дерьмо.
Дерьмо!
Мучительно. Неловко. Ему оставалось лишь сжать зубы и выплескивать свою ярость в темноту. Он сам был своим злейшим врагом.
Я не такой!
Он закусил дрожавшую губу. Это больше походило не на галлюцинацию, а на неудачный наркотический дурман. Гай просто не мог проигнорировать тревожное состояние Рики.
— Что с тобой, Рики? — прошептал он ему в ухо.
Рики вяло лежал, расслабив конечности, и переводил дыхание. Конечно, Гай заметил, что его товарищ «не здесь», и ему это изрядно надоело.
— Что-то случилось? — спросил он обычным нежным голосом. Отбрасывая со лба Рики игривую прядь волос, теплая рука Гая казалась все такой же успокаивающей.
Рики был на своем месте. Гай ясно заставил его это прочувствовать. И все же...
Почему?
Как?
Как этот монстр смог захватить его мысли?
— Ерунда, — пробормотал он, его слова вытекли из уголка губ подобно горькой желчи.
— Уверен? — не отставал Гай.
— Конечно, — спокойно ответил Рики, но даже он знал, в чем суть проблемы — и что Гай хотел услышать и о чем, скорее всего, думал. Чувства, которые он не желал открывать. В их обоюдном сочувствии, едином сердце, не было места лжи.
Гай провел языком от основания шеи Рики к мочке уха, крепко прижавшись к нижней части его тела.
— Тогда давай сделаем это. — Жар в его юном теле доходил до высшей точки. — Выдержишь еще? Мне все еще мало.
Его заводило то, что он облекал свои неконтролируемые желания в слова. Если он занимался этим с Рики, то ему всегда было мало. Гаю оставалось лишь признать эту ненасытную животную страсть.
Со времен приюта эта страсть ни капли не ослабла и усилила его желание монополизировать ту часть Рики, которой ему посчастливилось овладеть.
Рики мог считать, что использует Гая для своих эгоистичных нужд, но Гай так не думал. Он не был достаточно привлекательным, чтобы его унылую задницу терпели просто так. Не был он и таким терпеливым, как считали окружавшие его люди.
Это все из-за Рики. Рики был его партнером, и Гай знал, каким сдержанным он может быть.
Он все еще помнил ребенка, сидевшего в темноте на кровати и, дрожа, обнимавшего колени. Когда Рики закрывал свои черные глаза — те самые глаза, в ярком блеске которых отражались враги, — он превращался в совершенного другого человека. Такого юного.
Однажды ночью Рики, протянувший ему руку, исчез. И, хотя Рики давно уже не нуждался в его защите, Гай не мог забыть, как мысленно поклялся защищать его.
Он никогда не забудет.
Гая сильно утешал тот факт, что только он знал истинный облик Рики, покрытый столькими слоями ярости, защищавшей гордость. С другой стороны, Гай прекрасно знал о глубине алчности, с которой он относился к Рики.
Еще.
Ему всегда было мало.
Жажди меня больше! Желай меня сильнее!
Гай не был настолько слеп, чтобы оказаться во власти привязанности. В Приюте непривлекательность задания не учитывалась. Он свыкся с этой глубиной различия в желании.
Не сказав ни слова, Рики обнял Гая за шею и поцеловал, как будто спеша броситься в объятия Гая. Они меняли угол соприкосновения ртов как двое влюбленных на цыпочках, сливались в глубоком поцелуе, меняли положение тел, сплетались языками. Все это как будто было призвано успокоить тревоги и опасения Гая.
Или, скорее, чтобы отстраниться от остатков присутствия Гая, обвивших саму его сущность.
Прошло еще две недели. Рики никак не мог избавиться от лихорадки, охватившей его нутро. Он раздраженно прожигал время и заполнял пустоту внутри едой всухомятку.
— Йо, Рики. Один? Нечасто такое увидишь, — окликнул его Зак Рейберн. Зак сбывал кредитки, которые Рики с друзьями воровали в Мидасе. — В последнее время тебя не видно. Что такое?
Зак всегда так здоровался и ничего плохого в виду не имел. Рики нахмурил брови.
После этого несколько зевак сглотнули и отвели взгляды. Зак не обратил на них внимания. Более того, он притянул стул и уселся, его мускулы согнулись и выпучились.
— Эй, Рики. Не думал стать курьером? — спросил он, тут же переходя к делу.
— Курьером? — Рики прищурился и смерил его долгим взглядом. Он запихивал в рот «плавник» — тонкий, намазанный салом ломтик восстановленного мяса на хлебе. Он остановился, чтобы ответить, даже не думая обидеть собеседника. — Ты же скупщик. С каких пор ты — бюро по трудоустройству заделался?
Реагируя на воображаемое высокомерие в голосе Рики, маячившие за спиной Зака бандиты (которые обычно одаривали всех угрожающими взглядами) прищурились. Но ни Рики, ни Зака это не волновало.
Темная кожа Зака и его белые подстриженные волосы, открывавшие заостренные уши, ясно говорили о том, что он не житель трущоб.
Среди приезжавших в Мидас туристов находились те, кто оставался, игнорируя законы об эмигрантах. Эти «беженцы», срок визы которых истек, и они не могли вернуться домой, даже если бы захотели, получили презрительное прозвище «балласт». Но для Зака эти люди не были приговорены к насилию, отчаянию или страданиям.
Никто не знал, почему этот странный чужак так долго ошивается в трущобах.
Но, даже имея дело с полукровками из трущоб, — «паразитами», которые жили «питаясь объедками со стола Мидаса», — Зак не заставлял их кланяться или расшаркиваться. Бизнесмен до мозга костей, он ко всем относился одинаково. Его необычная натура стала его визитной карточкой. Так или иначе, в трущобах его знали все.
— Не то чтобы. — Он проглотил остатки едкого на вид пива. — На самом деле, меня знакомый попросил поспрашивать. — Зак понизил голос до картинного шепота. — Похоже, парень, услугами которого он обычно пользовался, напортачил, так что какое-то время он с ним работать не будет. Вот он и ищет замену.
— Ха. И насколько велик риск?
— Деталей работы я не знаю. Но, похоже, ему не просто мальчик на побегушках нужен, думаю, работа настолько рискованная, насколько только можно ожидать. Поэтому и деньги хорошие дают.
— То, что для этого и трущобный полукровка сойдет, меня слегка настораживает.
Цереры не было ни на одной официальной карте Мидаса. Но даже ничего не знавшие о трущобах гости Мидаса ощущали наличие «красной зоны», кишевшей немытыми отбросами, куда им не следует соваться.
Таковой являла себе Церера внешнему миру. Мидас же не признавал наличие у ее обитателей каких-либо гражданских прав. Последовавший за независимостью Цереры краткий так называемый «медовый месяц» с Содружеством уже закончился.
Танагура была известным в звездной системе «металлическим городом», сидевшим в тени от огней Мидаса. Защитники прав человека из Содружества и группы лоббистов были напуганы ее присутствием и охотно забыли о проблемах Цереры.
Несмотря на нехватку человеческих ресурсов, никто не желал протянуть руку помощи неугодным полукровкам, обитавшим в проблемных трущобах. Трущобы навсегда оказались в душном ящике, где они задыхались.
Но Зак презирал то, что в этом мире называлось «здравым смыслом».
— Слушай, по-моему, если окажешься полезным, никто у тебя резюме просить не будет. — И дальше: — Это не значит, что я собираюсь какого-нибудь старика подрядить. Принятие решения мне доверили, так что на кону моя репутация.
В его беззаботном тоне таилось послание: Поэтому я и выбрал тебя. Это льстило гордости Рики. Возможно, лишь из-за силы характера Зака у него не проснулись подозрения.
— Что скажешь, Рики? От простой встречи хуже не станет, а? Если тебе не понравится то, что ты услышишь, можешь на месте отказаться.
Возможно, если бы Зак не относился всегда к Рики уважительно, как к равному, он был бы прямее и настойчивее в своих переговорах. Уже благодаря этому среди товарищей Рики Зак заработал репутацию достойного человека. Зак никогда ничего не навязывал обманом.
Курьер. Рики нравилось, как звучало это слово. Само собой, будь здесь Гай, выискивающий лазейки, он бы отговорил Рики. Тем не менее, необычайное любопытство — даже больше, чем удушье, незримо наполнявшее трущобы, — в итоге увлекло его и победило.
— Ладно. Где и когда мы все обговорим?
Десять минут четвертого по стандартному времени Мидаса. Вспышка (Второй Район). Хотя до сумерек еще оставалось много времени, людской поток, текший через дорогие бутики и рестораны, едва ли ослаб.
По дороге туда-сюда сновали «капсульные машины», возившие туристов. Аккуратные тротуары простирались под синим небом, переливаясь разными цветами, насколько хватало глаз.
С того дня Рики устроил перерыв в ночных прогулках. Но для него, редко выходившего в город дальше Кварталов Удовольствия Мидаса, вид внешних колец, опоясывающих Мидас, не был таким интригующим, как он себе представлял. Скорее, они напоминали открытую свету дня непристойность, от которой он не мог отвести взгляд.
Все-таки это один большой притворный мир.
Если Церера была задыхавшейся, удушающей свалкой, то ночью напыщенные Кварталы Удовольствия Мидаса превращались в бездонную затягивавшую трясину обмана и желаний. Спросите, полукровки (у которых развращенной свободы было больше, чем надо) или жители Мидаса (которые жили за незримым стеклом своих клеток) обладали большей свободой, и правильный ответ придется долго ждать.
Будущее на камне не высечено.
Подобные слоганы движения Цереры за независимость, теперь уже древней истории, давно стерлись из коллективной памяти. Но Рики честно считал, что должен воспользоваться возможностью, так неожиданно свалившейся на него. Как бы сильно реальность ни давила на плечи мужчины, если ему давался хоть какой-то выход, он мог изменить свою судьбу.
Такова была истина, знакомая Рики. Точно так же он задыхался в стеклянных стенах Приюта — тюрьмы, выдававшейся за игровую площадку, — и встретил там незаменимого Гая, основу его существования.
Ничье будущее на камне не высечено.
Даже если это была простая обманка, он сможет использовать ее по-своему, чтобы хоть как-то изменить свою жизнь. Рики знал: немного смелости и удачи — и все получится.
Если он не изменится, мир вокруг него тоже останется прежним. Ничего не случится. Его будущее было в его же руках, и ему казалось, что именно сейчас это были не просто мечты.
На задворках сверкающих современных улиц, Рики прислонился к стене городского каньона и еще раз изучил карточку у него в руке.
«Среда, 15:30, Мога-В-[К+Б] 805 (#07291)».
На карточке, полученной от Зака, были напечатаны лишь эти буквы. Выполнив свою часть сделки, Зак улыбнулся со значением и ушел.
— Ну, удачи.
Позже Рики присмотрелся к карточке и мысленно хмыкнул. Со временем никаких проблем. Мога — это, наверное, какой-то район или улица. Или здание.
Но где это находится? Он понятия не имел. В итоге, Рики полдня потратил, сражаясь с картами Мидаса на стареньком компьютере и изучая каждый район. И какого черта я этим занимаюсь? Тратить время и силы на такое раздражающее занятие было глупо, и это выводило его из себя.
Он честно раздумывал, не разорвать и не выбросить ли карточку. Но, наполовину из чистого упрямства, он представил лицо Зака и, осыпая мысленный образ горячими проклятьями, продолжал стучать по клавиатуре.
Он не знал, кем именно был клиент Зака, но как будто чувствовал, что между черными буквами, напечатанными на обычном картоне, скрывалось незримое послание: Нам все равно, кто ты или откуда, но бесполезные люди нам не нужны.
Возможно, подобные причуды психики встречались у всех полукровок из трущоб. Или, может, подобные картины рисовала ему его излишне эгоистичная натура. В любом случае (черт!) правда заключалась в том, что он взялся за это дело с куда большей энергичностью, чем обычно.
Помимо того, что компьютер был древней рухлядью, Рики редко пользовался им в повседневной жизни, поэтому весь процесс занял куда больше времени, чем требовалось. Тем не менее, его захватило желание распутать эту загадку.
Давай, выкладывай. Я точно все узнаю.
Поскольку обитателей погрязшей в нищете выгребной ямы, каковой являлась Церера, лишили человеческих прав, считалось, что они превратятся в законченных дикарей низшего пошиба, лишенных человеческого достоинства и разума.
Ответственный за предоставление своим питомцам одинакового образования, Приют давал им и основы компьютерной грамотности. Только вот после того, как их насильно выталкивали из «рая» в жилые кварталы трущоб, они оказывались в среде, в которой с такими навыками и рвением не особо заработаешь.
Неудивительно, что для большинства, не считая небольшой группы преданных фанатиков, образование было абсолютно бесполезным. Кстати, из-за классовой системы среди посещавших школу в Мидасе так же существовало заметное неравенство.
Они настолько хорошо знали, к какому классу принадлежат, что жили счастливо независимо от того, сколько знаний оказывалось в их голове. И потому среди них было множество неучей.
Тем не менее, они твердо верили, что обладание карточкой жителя Мидаса превозносило ценность их жизни далеко над обитателями трущоб. И даже если их не устраивала их жизнь, существование тех, кто на тотемном столбе находился ниже их, приносило их подсознанию извращенное удовольствие.
Такова была нелицеприятная правда о контроле населения в Мидасе.
В итоге, Рики на собственном опыте познакомился с обычной реальностью, которая неминуемо уничтожила бы неподготовленное тело и разум.
А сейчас он стоял в районе Мога. На самом деле, у него не было никаких подтверждений, что это нужное место. «Район Мога, Восток 15-9-32, Красный Барон» не значилось ни на одной официальной туристической карте Мидаса, но он смог обнаружить лишь то, что на первый взгляд казалось небольшим, милым и опрятным «бизнес-отелем».
Заведение, «эскорт клуб», продававший «прекрасные сны» (он понятия не имел, что это за «сны») молодым и старым, женщинам и мужчинам. Такое сочетание показалось Рики подозрительным, и он перестал удивляться. Он все перерыл, чтобы найти местонахождение «К+Б».
Другой вопрос, насколько удачным мог оказаться его поиск. Существовало множество таких малоизвестных местечек, отсутствовавших на официальных картах. Не говоря уже о том, что если дело касалось закрытых заведений, с устоявшейся постоянной клиентурой, едва ли стоило ожидать, что он легко сможет дальше входной двери продвинуться. В итоге, Рики так ничего и не узнал.
Учитывая время суток, он решил, что заведение навряд ли будет работать во всю. С другой стороны, кроме парадного входа должен быть еще один. Хотя уже какое-то время никто не переступал порог...
Он вошел внутрь без всякого обыска и неосознанно вздохнул с облегчением. Приободрившись, он пошел прямо к лифту и направился к комнате 805.
Он подошел к двери с напряженным и вытянувшимся лицом. Он ввел код — «07291» — на замке и замер. Замигал зеленый свет, сообщая, что дверь не заперта. Рики против воли тяжело сглотнул. Этот момент стал результатом половины дня усердной работы с компьютером. Хорошо это ли плохо, но, возможно, в его жизни настал поворотный момент. Пальцы, обхватившие дверную ручку, непривычно дрожали.
Пустая, практичная комната напомнила ему офис. В комнате его ждал, удобно устроившись на роскошном офисном стуле, мужчина неопределенного возраста и поразительной бесполой внешности. Если бы не страшный шрам на его левой щеке, он бы идеально подошел для некоторых высококлассных заведений Мидаса.
Но обычным парнем он не был. Он одарил Рики суровым взглядом серых глаз.
— Ты как раз вовремя. Хорошо. Первый экзамен ты сдал. — В его голосе не было и следа доброты.
Значит, догадка Рики оказалась верна. Следуя подсказкам на полученной от Зака карточке, он должен был добраться до этой двери — и это было первым испытанием, которое необходимо было пройти, чтобы стать курьером.
Мужчина посмотрел на Рики со всем тем же безразличным выражением лица, не предлагая ему сесть на диван.
— Имя?
— Рики.
— Возраст?
— Почти шестнадцать, — ответил он честно, в то же время задаваясь вопросом, не следовало ли бы слегка увеличить эту цифру. Но мужчину, похоже, его возраст ни капли не волновал.
— О деталях работы тебе сообщили?
— Нет. Зак сказал, что, получу ли я работу, решится только после встречи с Вами.
Рики сразу понял, что шансы у него как минимум пятьдесят на пятьдесят. Но он не хотел пускать все на самотек. Он так сильно жаждал получить эту работу, что ощущал это желание на вкус. Почему-то окружавшая мужчину ледяная атмосфера — так похожая на Рики — пробудила в нем стремление не казаться слишком уж страждущим.
Мужчина обозначил условия, как будто Рики насквозь видел:
— Мне не нужен мальчик на побегушках или умник, который за мелочь будет посылки разносить. Ты станешь моими руками и ногами. Ты будешь доставлять товары в назначенное место и время, не задавая вопросов. Среднего ума и смелости вполне хватит. Мне не нужна дворняга, которая вечно дергает за поводок и не слушается. Тебе это по силам?
Он произнес это без следа каких-либо эмоций на лице.
Рики не отреагировал бесполезным отвращением или упрямством потому, что, так же, как и Зака, мужчину не волновало его происхождение. Дело было не в великодушии, Рики чувствовал, что его интересуют лишь таланты. Его интересовала не классовая принадлежность, но способен ли он выполнить работу. И если Рики для этого подойдет, остальное его не волновало.
Внушительный мужчина со шрамом излучал пугающую ауру. Но для полукровки из трущоб, проводившего дни и часы, погрузившись в разврат, не имеющего возможности собрать вместе осколки своих мечтаний, подобная неожиданная удача была более манящей, чем обед из четырех блюд под носом.
Если ждать, пока жизнь окажется на пороге, то точно ничего не случится. Рики ответил:
— Дайте мне шанс.
— Помни, это считается договором. — Мужчина зажег сигарету и затянулся. — Меня зовут Катц. — Из нагрудного кармана он достал футляр для визитных карточек и положил его на стол, взглядом предложив Рики взять визитку.
Когда Рики неуклюже подхватил ее и начал рассматривать с любопытством, мужчина произнес:
— Хорошо, что это не оказалось пустой тратой нашего времени. — Впервые уголки его губ слегка приподнялись.
Встречу Рики и Катца, известного подпольного торговца, можно было назвать судьбоносной.
Катц был умным, молчаливым, благовоспитанным мужчиной с худым лицом, чья внешность не соответствовала его характеру. Не будучи мизантропом, он, тем не менее, мало заботился о тех, с кем его сводил бизнес.
Это было не прикрытие, а образ жизни Катца. Так или иначе, Рики чувствовал нечто общее с этим мужчиной, и это приносило ему странное ощущение. Катц мало интересовался личной жизнью Рики, и, в свою очередь, и о себе мало что говорил. Если работаешь на черном рынке, от прошлого нет никакого проку — таким, казалось, был его девиз.
И все же, современная пластическая хирургия могла легко убрать шрам с его лица. Рики подозревал, что мужчина специально оставил его в качестве предупреждения. Он не лицом на жизнь зарабатывал. Одна эта отметина говорила о том, что он сделает то, что должен.
Внутри Рики росли желания, полностью исчезнувшие, когда он прозябал в трущобах. Однажды, точно...
Он знал, близится день, когда его мечты перестанут быть пустыми. О Катце он ничего не знал, и это его совершенно не волновало. Он сюда не друзей заводить пришел. Он пришел, даже не думая переходить на личности. Для Катца он был просто еще одним рабочим мулом; Рики не надо было об этом говорить. Он и сам это прекрасно знал.
Тем не менее, свои мысли при себе держал только Катц. Хорошо это или плохо, но бандиты всех возрастов и видов хотели не просто помочь новенькому Рики, который задавался вопросом, откуда же они все взялись.
И все же, никаких проблем бы не было, обладай Рики объединяющей натурой, способной хотя бы на одну, дипломатичную улыбку. Но, конечно, Рики оставался самим собой.
Рики никогда не желал дурной репутации. Он привык к странным взглядам, бросаемым на него, и, даже не игнорируя их специально, замечал лишь краем глаза.
Из собственного опыта он вынес убеждение в том, что для определенного типа людей (необходимых условий он не улавливал) его существование становилось чем-то вроде стимула, волнующего их настолько, что они отказывались оставить его в покое.
Несмотря на это понимание, он не мог взять себя в руки и устранять проблемы до того, как они возникают. Он прекрасно знал, насколько бесполезны такие старания. Прежде всего, думать о том, что еще не случилось — та еще морока, а другие люди интересовали Рики недостаточно, чтобы переживать из-за такой ерунды.
Но, возможно, потому, что никто не знает вора лучше другого вора, о делах Рики слухи начали ходить и без его участия. Те, кто постоянно менял свое мнение и следовал за толпой — его отношение к ним не изменилось. Вероятно, простое проявление упрямой натуры. Ему было все равно.
Курьеры делились на две группы: постоянные работники в униформе, известные как «Мегисто», и наемники, «Атос». В общем, Мегисто особенно невзлюбили Рики, в то время как Атос люди вообще мало интересовали.
И все же, как житель Цереры, не обозначенной ни на одной официальной карте Мидаса, этот полукровка из трущоб оставался своеобразной диковинкой. Или же они с самого начала рассматривали этого малолетнего хулигана как своего товарища?
Куда бы он ни смотрел, куда не поворачивался, везде он натыкался на любопытные взгляды. Ссоры, брань, приправленная презрением и прикрытая юмором. В нем не было ничего необычного.
И он догадался. В темных водах подпольного рынка биография становилась якорем. Но, как бы он ни старался, он не мог стряхнуть вцепившиеся в него щупальца из прошлого: явное пренебрежение, грубое отвращение, неразумные предрассудки.
Он был хорошо знаком с такими вещами с момента своего рождения, но сейчас у него просто не было времени реагировать на каждый укол, обращать внимание на каждый выпад.
Низшая ступень тотемного столба. Как и считалось, у новоиспеченного курьера были горы дел, о которых он никогда не слышал, но которые ему надо было освоить. В то же время, обучение этого хладнокровного, ничтожного ребенка, — лишенного и следа очарования юности, — в их суровой манере стало прерогативой его старших товарищей, увлекшихся этим делом.
Рики, будучи в своем репертуаре держал все в себе, пока, наконец, не взорвался. А когда разгорелась долгая убойная драка, наблюдатели с широкими ухмылками на лицах тоже поняли: в мерзком словосочетании «трущобный полукровка» не было ничего особенного. Скорее, сам Рики, — у которого из глаз сыпались надменные искры, — был редким видом.
Катца не удивило, что Рики сломя голову ринулся на парней, превосходящих его в весовой категории. Он знал все тонкости уличных драк и не особо впечатлился неожиданно сильной позицией Рики. Не мог он и винить Рики за то, что тот компенсирует разницу сильными ударами ниже пояса.
Своим бесстрастным голосом, как будто именно этого он и ждал, Катц произнес:
— Видимо, глава Бизонов — это не просто бумажный тигр[✱]Выражение «бумажный тигр» означает неопасного противника или мнимую угрозу..
Рики и вообразить не мог, что имя Бизонов здесь что-то значит; он вытер кровь с губ и посмотрел на Катца.
— В драке побеждает сильнейший, а тот, кто победил, и есть самый сильный. Когда на кону твоя жизнь, никого не заботит, грязные деньги или чистые.
— Хорошо сказано. Этот сброд считал, что без проблем смогут объяснить, что к чему коротышке в два раза меньше их.
Возможно, они и хотели объяснить, что к чему этому ублюдку, но оказалось, что этот ублюдок знает, как надрать задницу при необходимости. Вместо того чтобы просто трепать языком, Рики их отдубасил, так что они еще нескоро смогли избавиться от чувства стыда.
Мускулы, накачанные на тренажере в спортзале, были лишь видимостью, с телом, привыкшим к настоящим дракам, им не сравниться.
— Они позволили внешности обмануть их, недооценили своего противника и потому оказались на земле. Они, без сомнений, получили ценный урок.
Катц мог этого и не говорить. Если кто и узнавал, что Рики нельзя пренебрегать как «маленьким ребенком», то на собственном опыте, коснувшись голыми руками раскаленного железа.
— И все же, не надо с каждым встречным разговаривать, скалясь, как бешеная псина, — произнес Катц себе под нос, его слова намекали на глубокую темную истину.
Глаз за глаз, до плоти и крови — таковым был нерушимый закон трущоб.
То, что он вырос в другом районе, еще не значит, что он должен был делать все по их правилам. Поднимал ли он брошенную перед ним перчатку, сильно зависело от его настроения, но он всегда платил по счетам в своей собственной решительной манере. Такой была его линия поведения.
— Тебе и правда, все равно, когда они называют тебя отбросом, выползшим из выгребной ямы трущоб?
Нет, раздражало его не то, как его называли отбросом из трущоб. Дело бы в том, как отвратительно они рисовались, отравляемые и придушенные цепкими щупальцами предубеждения. Но если бы он это сказал, ничего не изменилось бы. Даже к лучшему, что их обучение было таким основательным. Пускай научатся думать, прежде чем говорить. Сделай боль учителем, и они никогда не забудут.
С таким мыслями Рики смотрел на Катца. Катц ответил кривой ухмылкой:
— У тебя чертовски пугающий взгляд. — Он зажег сигарету. — Предубеждение — не тот образ мыслей, что меняется легко. Нет недостатка в засранцах, которые из своих слов изящные кружева плетут, но в сердце говорят на совершенно другом языке, и так будет продолжаться еще много поколений.
Он перешел к главному, лениво куря сигарету.
— Просто полукровки из Цереры всего лишь бездарные отбросы, погрязшие в собственной распущенности. В наши дни это само собой разумеется. Так что привыкай к тому, как работает Рынок. Он как резкая барышня, с которой выживают лишь бесстрашные.
Он заглянул в черные глаза Рики с выражением полной искренности на лице.
— Держи ушки на макушки. Не отводи глаз от реальности, какой бы она ни была. А рот держи закрытым. Так ты преуспеешь в этом мире. Ясно?
Катц говорил о том, как живет он сам, и в течении одного долгого мига Рики не мог отвести взгляда от его лица.
Вскоре до него дошел слух, что Катц был выходцем из тех же трущоб, что и он сам. Серьезно? Эта информация вызвала у него шок, какой он не испытывал годами, его как будто оглушили.
Рики начал верить, что шрам на лице Катца как бы говорил: Вот что значит выбраться из трущоб. У тебя есть то, что для этого необходимо?
— Да, есть, — мысленно шептал Рики. Если единственной доступной ему альтернативой было состариться, погрязнув в грязи трущоб, то он не собирается упускать с таким трудом заработанный шанс.
В трущобах начался передел территорий. Это был не безопасный способ избавиться от накопившейся у него энергии, но возможность не дать ржавчине сковать его суставы и проесть мозг. Он слишком хорошо знал последствия этого. Глядя на свое будущее ясным взглядом, Рики снова пообещал себе проложить свой путь наверх в этом мире.
«Мне не нужен мальчик на побегушках. Мне необходим тот, кто станет моими руками и ногами и будет доставлять товар в назначенное место».
И все же, вполне естественно, что новичок поначалу бегал по поручениям. За этот период он доказал, что он понятлив, решителен и бесстрашен — настоящее сокровище для команды. Постепенно ему стали доверять более важные задания.
Хоть он и вырос в тех же трущобах, Катц не уделял Рики никакого особого внимания, а Рики этого и не ждал. Все знали, что Катц не относится к тем, кто путает работу и личную жизнь.
Более того. То, что Катц пробил себе дорогу и достиг статуса брокера на черном рынке, означало, что с Рики, выходцем из той же среды, он будет еще стороже. По крайней мере, так считалось. И все же Рики копил победы без единой жалобы.
Работа становилась все интереснее. Рики погружался в глубины черного рынка, легко схватывая все налету. Он начал зарабатывать себе известность как «Черный Рики».