Глава 5

Великолепные золотистые волосы мужчины говорили о его привилегированном положении в обществе и принадлежности к высшим слоям элиты. Его пронзительная богоподобная внешность окутывала его ореолом недостижимого достоинства. Властность его взгляда вызывала дрожь.

Его низкий холодный голос был полон жестокости и без труда ранил гордость Рики. По мнению Рики, он был слеплен из дерьма самого дьявола. Рики ничего не знал о нем, кроме того, что он принадлежал к Блонди из Танагуры. Даже его имени.

Конечно, если бы ему было до смерти интересно, и он потратил время на расследования, то удивился бы, наверное, насколько легко открылась бы ему информация. Но даже сейчас он сомневался, действительно ли хочет знать.

И не только потому, что испытания омрачали его жизнь.

Узнать больше — узнать хотя бы его имя — значит, еще больше попасть под чары этого мужчины. На самом деле, любая мысль о нем злила Рики.

Черный рынок пробуждал его лучшие черты, и для Рики воспоминания о той ночи стали унизительным пятном на его душе. Он больше не хотел думать об этом. Так почему, когда он мог отдохнуть и расслабиться между заданиями, этот резкий образ всплывал на краю его мыслей? Являлся перед его мыслимым взором, как будто впечатавшись в мозг?

Боль была такой легкой, что о ней почти можно было забыть, но эта рана гноилась, и отек никак не спадал. В такие времена Рики наполовину бессознательно лез в карман брюк и хватал брелок, круша свои моральные устои. Предметом в его пальцах была золотая монета, которую мужчина бросил ему тогда, уходя.

«Сдача за взятку, которую ты мне навязал». Так он сказал Рики. Рики подумывал выбросить монету в сточную трубу или, еще лучше, поменять у Зака на твердую валюту. Но почему-то он цеплялся за нее; он никогда раньше не видел ничего похожего и не знал ее настоящей ценности.

Более того, он не хотел, чтобы ее происхождение раскрылось под проницательным взглядом Зака. В итоге, у него пропало желание избавляться от нее. Другое дело, если бы это был трофей после славной битвы. Но почему Рики хранил символ такого низкого падения своей личности, для него и самого оставалось загадкой.

Хотm работа курьера и свалилась на него с неба, хоть он и встретил Катца и своими глазами увидел, какую жизнь себе устроил Шрам — Рики все равно не знал, зачем ему эта позорная монета. Хотя, периодически его посещала мысль, что он, наверное, оставил ее в качестве напоминания о том, каким невеждой он был.

Но ему все равно казалось, что он хватается за соломинку. «Это же полное дерьмо!» — ругался он себе под нос, вертя пальцами монету и поднося ее к свету. Она не была такой уж необычной, не считая слепящего золотого узора, к которому он никак не мог привыкнуть. Это должен был быть крест, или печать, или еще что? Заметив, что глазеет на нее так, будто впервые увидел, Рики тяжело вздохнул.

В это время его колега-курьер Алек плюхнулся на стул.

— Эй, интересный у тебя там кругляш. — Он посмотрел на Рики, его глаза, как всегда, скрывали темные очки. — Где ты его взял?

Алек спрашивал не потому, что проблемы Рики его заботили. В этот раз ему просто стало интересно... по крайней мере, так решил Рики по тону его голоса, не в силах распознать выражение лица Алека из-за очков.

На самом деле, Рики казалось весьма отвратительным то, что его рассматривают через эти затемненные линзы. Он не знал, на что и куда смотрит Алек. Не говоря уже о том, что его эмоции легко читались, хотя сам Алек оставался непроницаемым. Работа с ним в качестве напарника раздражала.

Когда Катц поставил его в пару с Алеком, Рики мало заботило, кто его напарник. Единственное, что действовало ему на нервы — то, как Алек смотрел на него сквозь очки. Рики чувствовал взгляд Алека, но не видел его глаз. Это чертовски ему докучало.

Другое дело, если бы у него было какое-то физическое отклонение, и он несмотря ни на что вынужден был носить очки. Но в любой другой ситуации, встречаясь с человеком лицом к лицу, Рики хотел видеть его глаза при разговоре.

— Скажи, Алек. Ты эти очки для красоты носишь? Или у тебя что-то с глазами?

Считая его добросовестным работником, Рики полагал, что им необходимо по возможности прямо прояснить все сомнения и тревоги.

— Зачем ты задаешь мне такие вопросы?

— Мне не нравится, что из-за этих штуковин я не знаю, куда ты смотришь. Если они действительно необходимы, то ничего не поделаешь. Но если нет, я предпочел бы видеть твои глаза во время разговора.

Алек долго не отвечал. Затем он слабо улыбнулся.

— Ты знал, что я был одним из каринианцев?

— Не знал.

— Видимо, нет. Иначе не ляпнул бы такую глупость.

На секунду Рики затаил дыхание, размышляя, не разозлил ли он Алека. И все же, слово — не воробей, делать было нечего.

— Так быть каринианцем, или как их там, плохо?

— Нет. Думается мне, ты крепкий орешек, раз хочешь посмотреть мне в глаза, — говоря, Алек склонился над столом, их носы почти соприкасались. — Действительно хочешь увидеть?

Неожиданный приступ любопытства пересилил его тревогу. У глаз каринианцев есть какой-то секрет? Глаза Алека все еще скрывались за темными стеклами. Черт, только не говори мне, что я в камень превращусь или еще чего — Рики вспомнил похожую историю из древнего мифа.

— Хватит выпендриваться, снимай их.

Алек откинулся назад и выпрямил спину. Он скучающе фыркнул.

— Ха. Прямо как ребенок. В такой ситуации ты должен быть напряжен и дрожать, но зря я ожидал от такого, как ты, женских восторгов.

Пораженный Рики, молча смотрел на него, раскрыв рот. Не в силах больше этого выносить, он закричал на напарника:

— Алек!

Алек снял очки.

— Хорошо, хорошо. Простите за ожидание, — произнес он с кривой ухмылкой. Он перевел взгляд на Рики.

Удивленный возглас застрял у Рики в глотке. Вертикальные радужки кошачьих глаз Алека светились красным. Красные глаза. Пара драгоценных камней, выложенных густыми каплями красной крови. У Рики в голове возникло лицо Гила из прошлого, и его сердце затрепетало.

«Прости, Рики. Я старался изо всех сил. Изо всех сил. Прости...».

Как всегда, когда он слышал этот тонкий призрачный голос, Рики широко распахнул свои полные тьмы глаза и уставился на Алека. Как такое возможно? Хоть ему и не нравилось, когда на него смотрят через стекла очков, Рики был немного рад, что красные глаза Алека прячутся за темными линзами. Он напомнил себе, что у него не было времени предаваться несвойственным ему сантиментам.

Но сейчас он действительно удивился тому, как вечно беззаботный и ненадежный Алек — верный своей бойкой и непринужденной манере держаться — всерьез остановил его.

— Так в чем дело?

— Это ведь — это ведь монета Авроры?

— Авроры? — переспросил Рики. Он никогда раньше не слышал этого названия.

— Что — хочешь сказать, ты не знаешь? — Его взгляд за стеклами очков метался между монетой и лицом Рики. Он ненадолго оторопел. — А теперь еще и это. Чертовски невероятно. — Он картинно вздохнул.

«Какого черта он раздувает из всего этого важное дело?» — Подумал Рики. — «Это ведь просто дурацкая монета, так?»

— Ну, на самом деле, я тоже впервые ее вижу, так что я не в том положении, чтобы из-за этого над тобой издеваться. Не говоря уже о том, что она принадлежит миру, совершенно с нами не связанному.

— Ну, и что это такое? — требовательно спросил Рики. Намеки Алека и его манера разговора начинали действовать Рики на нервы.

— Монета Авроры — это монета рабов. Валюта рабов. Если коротко, деньги, которыми пользуются только рабы.

Долгий миг Рики переваривал информацию. Его глаза в ответ округлились. Валюта рабов? Это было не просто неожиданно. Ему казалось, что понятие, — с аналогами которого его мозг никогда раньше не сталкивался, — мячиком рикошетит внутри его черепа.

Мир побелел, как будто ему в глаза ударил яркий свет. Наглое выражение, постоянно бывшее у него на лице, исчезло в мгновение ока, так что от его шаловливого обаяния не осталось и следа. Выражение его лица сказало больше, чем любые слова.

Алек ошеломленно уставился на него. Затем ему, видимо, пришла на ум какая-то мысль, и на его губах заиграла слабая улыбка.

— Так ее называют, но поскольку хождение ее очень ограничено тем, кто и где может ее использовать, — в торговых районах она мало ценится. Монеты рабов везде считаются символом.

Пояснение нанесло его сердцу несколько сильных ударов. Гребанный ублюдок — Рики почувствовал, как от его лица отхлынула кровь. Он и представить себе не мог, что нечто подобное существует в мире. — Значит, мы говорим о фальшивых деньгах? — несмотря на весь самоконтроль, его голос стал крайне резким.

— Нет, все не так.

— Тогда что? Монета, которую нельзя обменять? Какого черта с ней делают? — спросил он, наполовину впав в ярость и покосившись на Алека с опасным блеском в глазах.

Алек пожал плечами.

— Их используют не так, как деньги, — честно сказал он. — Они ценятся как символ статуса, доказательство того, что ты невероятно богат и можешь позволить себе раба.

Она ценится, как символ статуса? С отвращением повторил про себя Рики. Против воли вспомнив лицо того мужчины, воплощение богатства и власти, он неосознанно скривился.

— Что касается их ценности, такие монеты покупают фанатичные коллекционеры из-за одного лишь узора на них. В зависимости от монеты, могут запросить за нее неплохую цену.

— Ага, идиоты! — ядовито выпалил Рики. Создание валюты, не имеющей реальной денежной стоимости, просто для того, чтобы выдавать рабам мелочь на «карманные расходы», выходило за рамки его понимания. Так же как и дураки, готовые расстаться с настоящими деньгами, чтобы получить такие.

Алек, для которого мысли Рики оставались тайной, продолжил объяснять:

— Система устроена так, что деньги ходят по кругу и снова оказываются в руках богачей. Как говориться, если не можешь извращаться, как пожелаешь, значит, ты недостаточно богат. — Он улыбнулся уголком рта. — Твоя монета Авроры предназначена для рабов из Эос. Они редко появляются в обращении. Коллекционеры убьют за такую. Не знаю, где ты ее раздобыл, но повесь эту штуку на интернет-аукционе, и недостатка в покупателях у тебя не будет. Сможешь неплохо заработать.

— Эос — это как-то связано с Танагурой?

— Ты ведь не шутишь? Эос — место, где живет элита. Дворцовая Башня. Эй, здесь выгравирован такой же узор, как на эмблеме Танагуры. Не говоря уже о том, что эта цепь похожа на двадцати четырех каратное золото. От такого глаза не только у заядлых коллекционеров зажгутся.

Алек авторитетно говорил о том, насколько ценны вещи вроде монеты Авроры, но даже половина его слов не достигала ушей разозленного Рики. Этот сукин сын ткнул меня в это лицом!

Обращаться с человеком, как с куском дерьма, обычной игрушкой, а потом бросить ему монету, зная, что как деньги она не ценится, и назвать это «сдачей со взятки». Как сильно человек готов поиздеваться над другим, чтобы гордиться собой? Дерьмо! Рики кипел от гнева.

«Я обращаюсь с отбросом из трущоб как с рабом из Танагуры. И ты все равно недоволен?». Эти слова, полные холодного ехидного смеха, вонзились в его душу и теперь вспыхнули в его памяти.

Дерьмо!

Ощущая тошноту, Рики плотно сжал свои дрожавшие губы.

Дерьмо!

Поднимавшееся по горлу ругательство обожгло ему язык. Он даже не мог представить, какое пережил бы унижение, если бы попросил Зака обменять монету.

Дерьмо!!!

Мозги в его голове кипели. Позволь мне выразиться ясно, засранец. Когда мы встретимся в следующий раз, неважно, где и когда, твоей заднице от меня достанется. Хотя, скорее всего, встретятся они тогда же, когда Ад покроется льдом.

И все же Рики не удержался и с яростным ревом потряс кулаком.

Алек понятия не имел, что происходит. Рики замолк посреди разговора, а затем у него чуть ли не случился удар. В глазах у напарника, он был на грани припадка ярости.

Алек глубоко вдохнул. Полегче, парень, полегче. Не расслабляйся, когда у нас еще дела впереди. Он оставил свой совет при себе и медленно выдохнул, задаваясь вопросом, что расстроило Рики. От этого и мигрень могла разыграться.

Парень пробил себе дорогу наверх из трущоб и смотрел на всех тяжелым, лишенным сантиментов взглядом. Катц поставил их вместе работать примерно три месяца назад. Тогда Алек был уверен, что ему не повезло. Он тяжело вздохнул.

В любом случае, на тот момент он считал, что наконец-то получил свой шанс, хотя и представить себе не мог, что в итоге окажется рядом с таким странным парнем. Он не относился к этому достаточно серьезно, чтобы верить, что, даже случайно, ответственность может пасть на него.

Фашисты, заклеймившие Рики «куском мусора», использовали бы такой же эпитет и для эмигранта из звездной системы Карин вроде Алека. Из-за своих способностей к эмпатии, каринианцы были известны как раса целителей. Но из-за этого многие боялись, что, коснувшись их, раскроют свои мысли и желание.

Так что внутренне отвращение к ним испытывало далеко не меньшинство. Скрывая выдавшие его алые кошачьи зрачки, Алек носил темные очки всегда, не считая его личной жизни.

Причины нежелания раскрывать свою личность крылись в простом стремлении избежать слухов, приносивших кучу ненужных проблем. Городской фольклор вроде: Красные глаза каринианцев приносят неудачу. И: Одним взглядом коринианец может выпить всю твою жизненную энергию, обрекая тебя на смерть.

Каким бы ни был секрет, однажды он просочится наружу и станет слухом. Пока он чувствовал эти раздражающие чувства в бросаемых на него взглядах — неважно, хорошие или плохие, — Алек должен был оставаться на чеку. Хотя он выбрал сдержанность и цинично отбросил мир, он все еще питал к человечеству непроходящую симпатию.

Независимо от мнения окружавших его людей, он не просто носил защитную маску. Ему даже нравилась его репутация легкомысленного парня. «Что будет, то будет» — таким был его девиз.

Хотя в этот раз за его вздохом скрывалось оживление. Почему? В чем дело? Почему он должен стать напарником этого парня?

Зная, что нет никакого смысла становиться в позу в последнюю минуту, Алек запустил пальцы в свою странную, неуместную золотисто-медную шевелюру, цветом напоминавшую гриву льва.

— Босс, — сказал он, пробуя свое право вето. — Едва ли воспитание детей можно назвать моим достоинством.

Катц вполне предсказуемо холодно развеял его опасения.

— Не волнуйся об этом. Это не обычный парень. Время разбавить рутину, тебе так не кажется?

Значит, скучным парня не назовешь. Но не был ли это просто еще и способ сказать, что он приносит проблемы?

Алеку не настолько наскучила человеческая природа, чтобы злорадствовать, суя нос в чужие дела, но его коллеги не могли не вставить свои пять копеек.

— Эй, удачи.

— Черт, сегодня вечером можно расслабиться.

— Пусть он свои пальцы до костей сотрет, Алек.

— Не давай ему поблажки, а то только хуже станет.

Они, может, и говорили о том, о чем не имели представления, но относилось это не только к Рики. Не мечтали они и оказаться в паре с Алеком.

Алек не считал себя холодным воином или одиноким волком, но и держать при себе эту ручную гранату не хотел. Их с Рики личности в корне отличались друг от друга и урезали друг друга, но, если дело принимало наихудший оборот, их отрицательные качества удваивались.

Хоть Катц и знал об этом, решение уже было принято, и отступать на этом этапе он не собирался. И все же Алек оставил за собой право ворчать по этому поводу. Позже он был вынужден признать, что его первоначальное суждение был неверным. Рики был не проказником, но настоящим эпицентром бури.

На черном рынке было два типа курьеров. Согласно классовой системе Мидаса, они либо были приписаны (согласно родословной) к Мегисто, либо были наняты Атосом.

Засмеянные как «преданные псы Рынка», Мегисто безропотно выполняли любой приказ начальства. Если бы им сказали проткнуть себя мечом, они сделали бы это без всяких возражений. Поэтому их серьезным недостатком была нехватка предприимчивости, когда что-то шло не по плану.

Рутина, практическая работа были их сильной стороной, но они слишком привыкли исполнять приказы и не могли импровизировать при необходимости.

Атос был полной противоположностью. Связанные не верностью и преданностью, но одним лишь контрактом, они были полноправными участниками Рынка. Они разнились расовой принадлежностью и своими корнями, и в большинстве своем удваивали природный ум и храбрость таким же количеством бравады. Другими словами, все они были одинокими волками разных пород.

Они не скалились на тех, кого считали равными, но для выполнения работы им требовалась глубокая и упрямая гордость. Их начальник вечно проверял границы этих способностей.

Они знали, что их босс был трущобным полукровкой, который сумел выбраться из выгребной ямы, и, хотя вполне в праве были проявлять любопытство, но, в отличие от нахальных и предвзятых Мегисто, не бросались бессмысленными оскорблениями без причины.

Им было известно, насколько их босс способный и опытный. Они не издевались над ним так же, как над похожими представителями Мегисто. Все больше оснований не обращать внимания, когда полукровку из трущоб обзывали за спиной рабом.

Умный пес попусту не лает, только скалится. Им не было нужды опускаться до уровня мусорных дворняг. Их способность «охотничьих» курьеров, которые при необходимости могли сами наладить поставки, тоже была выше среднего. Их навыки были заметны с первого взгляда.

В результате, то, что Катц пригласил Рики стать одним из членов Атоса, показалось им шуткой. После секундного удивленного молчания, они переглянулись и пожали плечами, криво улыбаясь.

Это не было простым позерством или прихотью, но никто и подумать не мог, что Катц притащит в бескомпромиссную среду рынка того, кто по всеобщему мнению казался простым желторотым хулиганом.

Но этот вопрос обсуждению не подлежал. Катц объявил о своем решении и сказал свое последнее слово. Неуверенные, как им справляться с новичком, Алек и остальные решили, что могут оставить это боссу.

Торчащий ноготь следует обрезать. Таким было всеобщее мнение. Трудяг никто не любит, а если этот трудяга еще и выросший в трущобах полукровка, невозможно представить, в какую обиду перерастет зависть.

Какими бы жесткими ни были границы феодальной классовой системы, желания людские все равно не знали границ. При правильной мотивации лазейки можно везде найти — те же, кто их не находил, вынуждены были убеждать себя, что им просто не везет по жизни.

Жителям Мидаса вскоре после рождения вшивали в мочку уха биочип в качестве удостоверения их личности. Говорили, что расстаться с ним можно только отрезав кусок уха. У парня вроде Рики такого устройства не было.

В определенной степени всем было интересно узнать подробности обстоятельств, окружавших юношу, но ни у кого не было желания лезть в его личные дела. Взаимное доверие и деньги были необходимыми условиями контракта, так же как и продуманное равнодушие: не видеть, не слышать и не говорить того, чего не следует.

Каждый из членов Атоса, нанятых за деньги, был по-своему знаком с искусством заводить друзей, если того требует ситуация. Но внезапное появление этого юного нарушителя в окружении, до этого казавшемся лишенным проблем, привело всех их в замешательство.

Стоит ли вести себя как обычно и отнестись к нему с подозрением или как к обычной мелкой сошке, вступившей в Атос? Катц не сказал им гонять его или найти ему правильное применение. Его единственными словами были: «Это Рики. Отныне он один из нас».

Даже при объявлении о его вступлении казалось, что он сюда пришел не набираться опыта в роли курьера. Возможно, у Катца на него были другие планы. Прежде всего, обычно типичная работа новичка заключается в возне с бумаги. Катц не назначил его кому-нибудь в помощники, и это не было на него похоже. Его отношение к Рики было следующим: Я дважды повторять не собираюсь.

Наблюдая за Рики краем глаза, вся команда задавалась вопросом, как он сюда попал. Если вкратце, бытовало мнение, что Катц, включив его в платежную ведомость, оказал кому-то услугу. В этом случае он просто относился к Рики так, как от него того требовали.

Тем не менее, с настроениями на грани высокомерия, Рики не оправдал их ожиданий. Он точно не относился старшим товарищам с уважением, но невыносимым он не был.

Независимо от планов Катца, Рики, казалось, нацелился как можно быстрее узнать о Рынке все, что нужно знать. Ему не хватало того, что он получал. Ее глаза постоянно искали новый путь, который удовлетворит его желание самосовершенствования. Такая чистая и бесстрашная страсть, которой все они давно уже лишились, и молодость были необходимы, чтобы двигаться вперед, смотря лишь на дорогу вдалеке.

Он обладал положительным стремлением научиться всему, чего не знал. Намного лучше задать вопрос,' и на миг показаться дураком, чем промолчать и остаться глупцом навсегда. Он цеплялся ко всем проходящим мимо коллегам и засыпал их вопросами.

Он использовал все подручные средства, чтобы узнать больше. Его сила воли поражала. Поначалу коллеги считали его энтузиазм угнетающим. Такая страсть говорила о том, что парень не просто послушно просиживает здесь штаны, пока что-то лучшее не подвернется.

Со временем они были восхищены и приятно удивлены. Рики не устраивало нынешнее положение. Он сам был творцом своего будущего. Никто не в силах был винить его за такой неукротимый дух.

Он не сдавался при мелких заминках и случайных промахах. У такого исполнительного парня всегда занятие найдется. Становится ли дармоедом, просто плывущим по течению, или нет — должен решать сам человек, а не другие.

Рики с энтузиазмом создал себе репутацию и получил одобрение жюри прямо у них на глазах.

К тому времени о происхождении Рики знали не только Атос и Мегисто, но и весь рынок. Но, хотя теперь Рики и видели в новом свете, сам он совсем не изменился. Его отношение говорило за него восхитительно ясно: У меня нет времени заботиться о том, что эти идиоты обо мне думают.

Но это не значит, что он строго избегал излишних проблем. Он легко мог влезть в драку из-за выражения на его лице или брошеных им слов.

С точки зрения Алека, знакомого с законами жизни, поведение Рики было не только результатом детского упрямства. Но когда он посчитал, что виной всему необратимая гордость, порожденная липкой паутиной предубеждения и дискриминации, которым Рики всегда был подвержен, то понял, что от этого парня стоит ожидать стойкости.

И ничего смешного в этом не было. Называйте это упрямством или еще как, но обладающий этим качеством человек был обречен на невзгоды. Убежденность, которую не унесет случайный ветерок. В этом плане Алек чувствовал необъяснимое сходство между Рики и Катцем, хотя с виду общим у них было лишь происхождение.

Тем не менее, идиотам, не желающим держать по этому поводу язык за зубами, не было конца. Когда наиболее наглые бандиты из Мегисто полезли в драку, Алек и остальные против воли удивились сильному боевому стилю Рики, которому уже доводилось проливать кровь.

Выражение его лица прямо перед первым ударом. То, как его взгляд был прикован к противнику. Уголки его глаз поднимались вверх, их наполняла жажда крови — что вызывало эту дрожь опасения?

Угрюмая юношеская аура, которую он обычно излучал, пропадала, и на поверхность всплывал совершенно другой аспект его личности. Да что он вообще за создание? Не только Алек недоверчиво сглатывал.

Быстр.

Умен.

Гибкок.

Бьет, танцуя. Приближается, чтобы убить. Рычащий, ворчащий, воющий зверь, прячущий свои жестокие клыки, завораживающие врагов страхом.

Язвительный.

Бросающийся оскорблениями.

Даже зрители, остановившиеся посмотреть представление, замолкали и задерживали дыхание. Единственный, кто казался совершенно не удивленным, был Катц.

Тогда Алек начал верить, что Рики пришел на Рынок не для того, чтобы сидеть у кого-то на шее. Как говорится, «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына». Чтобы до конца выяснить границы способностей Рики, Катц держал пари и позволил игре пройти без привязки к обстоятельствам.

Возможно даже, Катц вытащил Рики из той же среды и теперь готовил его на роль своей правой руки.

Из-за этого он начал думать об их разговоре касательно назначения Рики его партнером. Так вот к чему все шло? задавался он вопросом. Его глубокий вздох был полон скрытого смысла.

Мысль о том, что Катц, со всем его кажущимся аскетизмом и самоотречением, где-то в глубине сердца может искать родственную душу, показалась ему в чем-то предательской. Такие мысли вогнали его в состояние непривычной меланхолии, что очень на него не походило.

Зная, что превышает свои полномочия, он спросил:

— Так вы хотите, чтобы я строго изложил ему основы работы курьером и подготовил к игре на первых ролях?

— Нет. В этом нет необходимости. Моя работа заключается не в том, чтобы превратить его в профессионального курьера.

Тогда в чем заключалась его работа?

Катц хотел, чтобы Рики набрался различного опыта, не забывая о своем будущем.

Катц не собирался позволять чужакам портить его необработанный алмаз, пока тот не будет отполирован до блеска. В этом плане ожидания Катца были прозрачными, как стекло. Алек не удержался от улыбки.

— Значит, быть рядом и присматривать за ним, чтобы никто его не выводил?

Не в силах заметить ироничное выражение лица Алека из-за его темных очков, Катц не выказал никаких эмоций.

— Так далеко заходить не надо, — произнес он равнодушно и четко. — Видишь ли, так или иначе, он был рожден Варья.

— Варья? — переспросил Алек. Это слово было ему незнакомо.

Катц зажег вторую сигарету. Единственная вредная привычка этого загадочного мужчины. И только каринианец вроде Алека мог заметить ничтожное количество опиума в дыме. Он не был наркоманом. И, несмотря на высокое качество его припасов, курил он не ради того, чтобы рисоваться перед другими. Но Алек понимал, почему Катц считал это необходимым: изо дня в день работать начальником курьеров было тяжело.

Хотя к ним обоим относились как к дворовым псам Рынка, взаимная вражда Мегисто и Атоса превратила их чуть ли не в естественных врагов. А получить в придачу еще и обоюдно острый меч вроде Рики — это уже достаточная причина для небольшого снисхождения.

— Изначально он был тем черным зверем из легенды о Вейле, волшебным созданием неземной красоты, которое охотилось за человеческими душами. Предположительно, множество людей были выбиты из колеи и очарованы сияющими черными жемчужинами его глаз.

Алек подумал, что уловил смысл слов Катца.

— Другими словами, по мнению означенной личности, даже если самому тебе так совсем не кажется, не будет конца людям, упускающим из вида все и сосредотачивающихся на деталях. Вы это имеете в виду?

Выразив это таким большим количеством слов, он чувствовал себя невероятно честным, но, на самом деле, эти темные сферы были наделены любопытной и чарующей силой. Блестящие черные глаза, навевающие мысли, скорее, не о холодной тишине на краю пропасти, но о кипящей магме, порождающей желание овладеть, даже если в блеске этих глаз отражалась жажда крови.

Честно говоря, Алек тоже был очарован той дракой. Это не значит, что он начал видеть Рики в совершенно новом свете, но ощутил необходимость усилить контроль над собой и подавлять основные порывы.

— Это потому, что трущобы — странный мир, искаженный избытком мужчин. Все, кто не вписываются, должны решить, отойти ли им в сторону или быть затравленными, — произнес Катц.

— А если ничего из вышеперечисленного, значит, борьба до конца?

— Будешь искать драки и можешь ожидать, что тебе ответят интересом. К плоти и костям. Таков закон трущоб.

Алек тяжело вздохнул, размышляя, как унаследованная Рики жесткость, не соответствующая его комплекции, развивалась в этом направлении. В мире, где всеобщим законом был закон джунглей, следовало ужесточить сердце и разум, иначе не выживешь.

И он знал, глядя на Катца, что это не пустые слова. Внешность как у звезды из любого клуба Мидаса, должно быть, была тяжелейшей ношей. В мире, где логика силы оставалась неоспоримой, красота лишь превращала человека в жертву.

Бороться, подлизываться или позволить раздавить себя — вот в чем заключался вопрос.

Он не знал подробностей того, как Катц поднялся до роли посредника. Ходили слухи, что шрам на его лице был следом из прошлого. То, что он открыто носил его, как почетный орден, и принял прозвище «Шрам» создавало — больше, чем его нежелание быть осмеянным как новичок, — опасный образ.

Поскольку сам Катц ничего не говорил, какой бы ни была правда, ее вечно окружали облака слухов.

Если брать только красоту, не было недостатка в более приятных лицах, чем у Рики, внешность которого еще носила отпечаток ребячества и незрелости. Но с точки зрения Алека, сравнивая Рики с Варья, Катц не преувеличивал.

Даже зная, насколько это неприятно Рики, Алек был очарован его растрепанными волосами, и ему хотелось потрогать их и рассмотреть. Лучи его черных глаз отражали ценность куда более значимую, чем драгоценный обсидиан.

Красивая подвижность его конечностей была исключительной, а суровость его темперамента, контрастирующая с тонкой талией, создавала непреднамеренный эффект ослепления своим блеском его более развращенных товарищей.

Но больше всего людей очаровывало ощущение целостности, а не качества — хорошего или плохого — отдельных частей.

— Даже в другом месте эти феромоны точно так же клубились бы вокруг. Как человека, не знающего, что он распространяет, это превращает его в образец участника не по своей воле, — сказал Катц, на слове «феромоны» в его голосе послышалась горечь.

Он точно не производил впечатления простого «обаяшки». Из-за Рики парни волновались независимо от их ориентации. Будь он женского пола, такая роскошная внешность принесла бы ему репутацию женщины-вамп.

Но для Рики, бродячего кота, который на всех щерился, подобные сравнения были недопустимы. В полукровке из трущоб не было ничего особенного. В случае Рики, создаваемое стойкое ощущение «нахождения где-то там» притягивало людей, и, хорошо это или плохо, заставляло их сердца сжиматься от волнения.

Алека тоже слегка напугала такая безжалостная тяга к желаниям, которые при иных обстоятельствах никогда бы его не охватили. Пока Рики не появился в его жизни, он никогда ни с чем подобным не сталкивался.

До определенного момента все в Атосе поголовно держались от Рики на расстоянии вытянутой руки и, вероятно, ощущая то же самое, обращались с ним осторожно.

Все считали себя самыми желанными. Если у них не хватало выдержки и смелости, чтобы прояснить вопрос и подвергнуть испытанию самоконтроль, они всегда оставались на втором плане.

И понимал это не только Алек.

— Разве не мечтаешь вечно ты, как и любой другой мужчина во Вселенной, набросить ошейник на шею дикого животного и укротить неприрученного зверя? — произнес Катц, разоблачая игры расстроенного разума.

Глаза Алека, что было вполне ожидаемо, в ответ округлились. Наверное, работа напарником Рики создавала определенное напряжение. Хотя он предпочитал не искать в подобных вещах скрытого смысла.

— Ну, желание контролировать — это не просто амбиции, оно заложено природой в мужскую натуру. Но, по моему мнению, каким бы привлекательным ни было создание, если ты видишь хищника и знаешь, что он кусается, то дважды подумаешь, прежде чем протянуть руку, так ведь?

Катц навряд ли ждал такого безобидного ответа, но именно таким было мнение Алека, тем более что в будущем Катц собирался сделать Рики своей правой рукой. На самом деле, не жди Катц ответа и Алек предпочел бы замять этот вопрос о напарниках.

Если бы его сейчас видели прошлые напарники, они точно начали бы жаловаться, что он превратился в бесхребетного неудачника без воли к борьбе. Но лично Алека его нынешняя близость с Атосом вполне устраивала. Он считал, что пока его самоуважение оставалось при нем, можно было не заботиться о мнении других.

Тем более, что Алек не мог понять замысел Катца.

Тогда, после всего, что было сказано и сделано, Катц наконец произнес:

— Никто здесь не знает наверняка, как вписать Рики в уравнение, но я не жду, что он сильно изменится.

— Вы имеете в виду?..

— Я имею в виду, что он относится к тем, кто преодолевает препятствия и переходит на новый уровень. Если торчащий ноготь сломается, так тому и быть. Тебе нет нужды выжидать.

Слова Катца совершенно изменили картину, сложившуюся к тому времени в голове у Алека.

— Так Вы не учите Рики, имея на него планы на будущее?

В ответ Катц дернул щекой, скривившись в редкую для него гримасу.

— Возможно, если бы парень был слишком умен, для его же блага. Тогда я захотел бы пропустить его через пресс. Но, в случае Рики, если бы этого хватило, чтобы сильно его изменить, то прямая отдача была бы ужасной.

«Что за загадку он мне тут загадывает?» - подумал Алек.

— Поэтому теперь я прошу тебя держать все под контролем.

Даже вытащив Рики из глубин трущоб и позволив ему стать частью Рынка, Катц не хотел, чтобы он сразу взбудоражил мир. В принципе, он просил Алека стать противовесом, чтобы Рики не переусердствовал. Алек не знал, что сказать.

А теперь он шел к грузовому судну, Рики шагал на пару шагов впереди. Алек смотрел сквозь стекла очков на спину Рики. Даже если бы он захотел снять очки перед Рики, после того дня, это было невозможно. Даже как эмпат, как целитель, он просто не обладал такой силой.

Кстати говоря, способности Алека как каринианца были необычными, даже нетипичными. Его эмпатические способности сосредотачивались не на людях, но полностью раскрывались на машинах. И не на простых механизмах, а на искусственном интеллекте вроде компьютеров.

Поэтому Алек работал курьером, пилотировавшим грузовое судно как будто по прихоти, а так же был знаменитым на Рынке хакером.

Так что он был искренне поражен в тот день, когда Рики — который вроде как ничего не знал об особых талантах каринианцев — попросил его снять очки, и не стал упрямиться. Для Алека его очки были лишь способом избежать лишней печали.

Он не думал, что пытается специально закрепить дружбу с Рики. Скорее, Алек хотел создать доверительные отношения со своим напарником. Кроме того, Рики относился ко всему совершенно без юмора, так что Алек не мог подавить легкое озорное своеволие.

И потому эмпат, которого не должны были привлекать человеческие эмоции, «прочитал» Рики. Настолько, что его затянуло в воспоминания Рики.

Пара алых глаз-

Изнуренный ребенок-

Больничная койка-

И слова, которые он не должен был слышать, скрипучие стоны вибрировали у него в голове. Раскаленное ощущение органики неожиданно ворвалось в его неорганический мир. Рики, не мигая, смотрел на него широко раскрытыми черными глазами.

Алек отвернулся, избегая оплетающих его уз взгляда Рики. Дрожащими руками он снова надел очки, мир опять погрузился в вечный сумрак. Непрестанное сердцебиение сотрясало все его тело. Он снова и снова облизывал пересохшие губы, чувствуя облегчение после возвращения к привычному, «нормальному» миру.

Неожиданный промах. Непредусмотренная грубость. Неведомое ему раньше чувство тревоги. Собрав волю в кулак, он покосился в сторону Рики, осматривая и проверяя его.

Рики рассеяно смотрел в небо. Он не утер влажных глаз, и на его лице было обеспокоенное выражение, какого раньше Алек у напарника не видел. Мучимый странным недовольством, он не двинулся с места и не сказал ни слова.

После этого он помнил только, как оказался перед Рики, глядя на него сквозь стекла очков.

Двинувшись в направлении, запланированным Катцем, Алек, пусть и неожиданно, в полной мере взял на себя работу «противовеса», регулировщика механизмов Рики. Его тихие жалобы отягощались насмешками и самоограничением.