Глава 4

Тяжелый влажный ветер дул с моря вдоль древесных зарослей зеленого пояса. Рики летел на своем черном мотоцикле по Оранжевой Дороге, границе, разделявшей Вспышку (Второй Район) и Янус (Шестой Район).

Так же, как и всегда, он оставил мотоцикл в специальном гараже на окраине фиолетового города, и побрел по тротуару. Улицы купались в ярком солнечном свете, рассеченном тенями. Полдень еще не наступил, прохожих было мало. В результате, случайная игра света и тени, падающей от скопления зданий, ввела его в необычайную апатию.

Пожалуй, это было самое тихое время суток, поскольку туристы отходили от своих ночных похождений. Поняв все с первого взгляда, Рики продолжил идти.

Это время дня лучше всего подходило для того, чтобы пересекать границы Районов и Мидаса, и при этом укладываться в отведенный временной лимит. И самый подходящий момент, чтобы проверить по дороге чистые, лишенные мусора улицы. Поначалу это вызывало у него некоторое беспокойство, заставляя мысленно колебаться. Но он уже привык.

Он свернул с главной дороги в боковую улочку. Рики привычно насторожился, пройдя через заднюю дверь легальной круглосуточной аптеки. Этим входом пользовались курьеры. Дверь открывалась и закрывалась при сканировании его правой руки.

Офис Катца находился на нижнем подвальном этаже.

Два часа назад Рики получил записку от Катца. И, хотя нигде не говорилось, что это срочная работа, Рики, как обычно, пришел на десять минут раньше назначенной встречи.

В подвал можно было спуститься на изготовленном под заказ лифте, и у всех на этот счет было свое мнение:

— Никто больше не пользуется таким старьем.

— Боже, не понимаю, зачем боссу такие старые вещи.

— Говорю же, хватит уже. Пришло время поменять его на современную модель.

Запчасти для старого лифта достать можно было только под заказ.

Оставалось загадкой, почему настолько рациональный Катц, придавал такое значение старым вещам. Рики ввел полученный от Катца пароль, двери открылась, а потом снова закрылись, когда он тяжело ступил на платформу. Он уже привык к тому, как лифт качается туда-сюда, и слегка зевнул.

Рики не знал, через сколько этажей от поверхности расположен офис Катца. В лифте не было экрана и световых индикаторов для определения этажа. Лифт просто останавливался там, где находилась обитель Катца, и Рики больше ничего не надо было знать, хотя его это и не беспокоило.

Лифт был далеко не единственной странностью офиса Катца. Не только простоты ради, Катц убрал из своего окружения все пустые, неэффективные и бесполезные вещи. Его кабинет напоминал неживой черный ящик. Сколько бы Рики ни бывал здесь, его это поражало.

Катц казался ему страдающим неврозом чудаком. Странная атмосфера этого места постоянно выбивала его из равновесия. С другой стороны, андрогинная атмосфера комнаты прекрасно дополняла личность Катца, хоть и раздражала Рики, до мозга костей привыкшего к хаосу трущоб.

Каждый раз, приходя сюда, выросший в тех же самых трущобах Рики чувствовал между ними огромную дистанцию. В этом состояло различие между состоявшимся мужчиной и его необученными подчиненными.

Ощутив его присутствие, Катц, как всегда, бросил на парня приветственный взгляд. Но, судя по тому, что он не отодвинул в сторону компьютер на своем столе, Рики пришел не вовремя. Он посмотрел на диван в углу, единственный объект, делавший комнату более комфортной.

На том месте, где обычно сидел он сам, Рики обнаружил двух детей. Такого я не ожидал, подумал он. Думаю, это важнее всего. Насколько он знал, Катц никогда не допускал несвязанные с работой вещи в свой офис. Дети даже не обсуждались.

Дети показались ему, скорее, красивыми, чем милыми. Они походили на ангелов. С первого взгляда их возраст было не определить. Такой уж привлекательностью они обладали.

Эта парочка так идеально сочеталась, что напоминала кукол, единственное украшение этой холодной комнаты. Рики подумалось, что они могут сидеть здесь просто для отвлечения взгляда. Ему пришлось удержаться от смеха над очевидной шуткой.

Оба они были закутаны до самых лодыжек в роскошные одеяния далекой, ушедшей эпохи, что добавляло им еще больше загадочности. Приняв все это во внимание, Рики заподозрил, что Катц — который безмолвно стучал по клавишам компьютера — проверяет его.

У ребенка с кроваво-красными рубиновыми серьгами были незатейливо уложенные светлые волосы, которые даже издалека казались мягкими на ощупь. У Рики в голове всплыл образ притягательных длинных золотистых волос того Блонди. Он откашлялся, почувствовав в горле боль, как будто проглотил маленькую косточку.

Блестящие черные волосы другого ребенка, такие же, как у него самого, ниспадали ниже плеч, аккуратно подровненные на концах.

Вероятно, чтобы привлечь еще больше внимания к их точеным чертам, ко лбам детей были прикреплены большие сапфиры. Рики не был знатоком драгоценностей и не интересовался ими, но даже он не сомневался, что рубиновые сережки и сапфиры были настоящими.

В то же время, он понимал, что эта парочка хорошо постаралась, скрывая незримые силы, которыми обладала. И все же, дети продолжали сидеть с закрытыми глазами, не бросив на него ни единого взгляда.

Наконец заговорил Катц:

— Прости за ожидание. Прояснял кое-что. Понадобилось больше времени, чем я ожидал, чтобы найти хорошее место. — Эти слова сопровождались звуком, сильно похожим на вздох облегчения.

— А, Алек?

Услышав имя напарника Рики, Катц коротко бросил:

— Склад номер три. — Катц спешил составить договор о доставке груза.

С первого дня их совместной работы, Алек взял новенького под свое крыло.

— Может, картину и можно тысячами слов описать, но смотреть — это не дело. Главное — опыт.

Это была любимая фраза Алека. Все чаще он оставлял всю предварительную подготовку и случайные поручения Рики, чтобы сконцентрироваться на поставке сырья для отправки.

Главное — опыт.

А для Рики все это было слишком просто. Но, трудясь усерднее остальных и видя, что все лавры достаются его добродушному напарнику, Рики не мог отделаться от мысли, что тот просто хотел облегчить собственную ношу.

Хоть он и слышал, что в этот раз работа требует доставить посылку в новый район Лаокоон, он не был особо удивлен. Он лишь вздернул брови, узнав, что «посылка» представляла собой двух детей.

То, что они ехали не прямым маршрутом, а использовали грузовой корабль, многое говорило о происхождении этой парочки.

«Да, но это все равно пара детишек»,- подумал Рики. До сих пор он едва ли мог назвать себя моралистом, сталкиваясь с пристрастиями других людей. Но если дело касалось извращенцев и не достигших половой зрелости детей, к ним бы он и близко не подошел.

Если простой курьер придет из-за этого в бешенство, ничего не изменится. Но, с другой стороны...

Хорошенько рассмотрев детей еще раз, Рики недоуменно склонил голову набок. Он просто не понимал. С их проколотыми ушами и камнями, с первого взгляда было видно, что выросли они не в посредственном гареме. Судя по той небольшой части их тела, что открывалась взору, они были рабами высшего сорта.

Таких рабов тоже продают нелегально. Учитывая нерушимое правило торговцев о том, что товар должен пройти тщательную проверку на качество, непонятно было, как эти двое случайно могли оказаться слепыми. Но он не собирался поднимать этот вопрос перед ними.

Катц подписал текущее соглашение и один из его помощников связал и вывел детей из комнаты. Рики прекрасно знал: Незачем глубоко копать. Просто займись своей работой. И все-таки желание узнать пересилило уверенность в твердом отказе.

Но Катц сразу перешел к делу.

— Это было особое творение Лаяны.

У Рики перехватило дыхание.

— Разве он не закрыл магазин сто лет назад?

— Людей заставили в это поверить. Но есть фанатики, готовые сыпать деньги в нужные карманы, чтобы получить таких кукол. Если не можешь открыто побороть склонности, с которыми родился, уходи в подполье. Для бизнесмена все начинается с неудовлетворенного желания и развивается дальше.

Катц излагал эти жизненные премудрости равнодушно, не связывая их с собственными чувствами. Рики же наоборот не мог скрыть выражение неприязни на своем лице. Катц в ответ не улыбнулся цинично или иронично, но произнес спокойным голосом:

— Не рынок решает, что уродливо, а что красиво. От тебя требуется лишь хорошо выполнять свою работу. Не думай слишком много.

— Да, я понял, но... — Рики смог произнести лишь это, глотая поднимавшуюся по горлу желчь.

Лаяна Хьюго. Одно это имя служило легендарным памятником, бывшим для Рики простым слухом. Когда-то на пестрых, освещенных неоном улицах Мидаса было место, наводившее на людей страх. Слишком мрачный, чтобы служить простому удовлетворению личных желаний, этот магазин ужасов заставлял содрогаться даже самых терпимых искателей удовольствий.

Что господа, что дамы. Благородные мужчины с характером и чистые сердцем. Мужчины и женщины сводились к «самцам» и «самкам», разумность и моральные устои отбрасывались, когда показывалась животная сущность.

Девочки и мальчики, которых Лаяна Хьюго почасово продавал для секса, были настолько прекрасны, что притягивали пораженные взгляды. Но, ни у кого из них не было совершенно здорового тела.

Даже когда изменения появлялись из-за естественных процессов наследования, они все равно оставались химерами, возникшими в результате случайных мутаций. С помощью генной инженерии их воспроизводили специально, в бессердечной погоне за внешностью. К сожалению, именно так все и было.

Но всю эту работу проделывали не для того, чтобы просто явить миру ее результат. Эти «феи» становились сексуальными игрушками для маньяков.

Все они были слепы не ради угождения вкусам заказчика, но, скорее, чтобы заказчик меньше думал о собственных отклонениях. При устранении потребности видеть, оставшиеся чувства так же могли соответственно обостриться.

Чтобы оградить клиента от случайного укуса и обеспечить безопасный оральный секс, в определенном возрасте удалялись зубы. После этого их с юных лет обучали лишь постельным премудростям. Куклы-мутанты для секса никогда не покидали комнаты, в которой жили.

Рики отреагировал на мысли о них так же, как на зловонный запах трущоб. Не жизнеспособные, но живые. Ходячие мертвецы. Отчаяние из-за того, что гниешь в тюрьме под названием «свобода». В этом мире было куда больше извращенцев, так называемых «любителей», неудовлетворенных «нормальным» сексом, чем он мог себе представить.

Человеку слишком тяжело было вынести психологическую тяжесть, вызванную осознанием собственных сексуальных отклонений. Поэтому Кварталы Удовольствий Мидаса и мирились с этими тщетными желаниями и потаканием собственным прихотям, закрывали на них глаза, воплощали и делали реальными.

Более того, неумеренность личных желаний не становилась достоянием общественности. Никто не разглашал секретов. Клиенту лишние риски ни к чему. Это была Шангри-Ла, где люди могли делать все, что душе угодно.

Посетители, очарованные такими возможностями, приходили снова, и потому бессмертная ночь никогда не кончалась в Мидасе.

А затем успешный бизнесмен, отпрыск аристократической семьи, известной во всех звездных системах Содружества, так сильно привязался к одной из этих кукол для секса, страдая духовно и физически, что, наконец, окончил жизнь самоубийством, взорвав себя вместе с ней.

Убивший себя джентльмен считался достойным и благородным пацифистом. В результате последовавшего скандала, Лаяна Хьюго, главный городской развратник, исчез с улиц.

Хотя у него не было ни денег, ни положения в обществе, чтобы противостоять своему удалению, имя Лаяны Хьюго скоро стало известно в дальних уголках звездной системы даже среди тех, кто не имел отношения к Мидасу.

Если бы бизнес велся тихо, а не освещался тщательно спланированным ореолом дурной славы, размеры скандала были бы значительно меньшими. Если бы мужчина, подумав о собственной репутации и репутации семьи, умер бы втайне от всех, причина его смерти оказалась бы преданной забвению.

Но вместо этого он предпочел умереть вместе с этой куклой у всех на виду, оставив неразрешенным трудный вопрос о том, что побудило его больной разум окончить жизнь в такой показательной манере. Поначалу его родственники были уверены, что это случайность, или же его убрали участники какого-то заговора, или он стал жертвой террористов. Внимание галактических средств массовой информации сосредоточилось на Мидасе.

Опасаясь, что нежелательные последствия навредят образу легендарных, «безопасных» Кварталов Удовольствий, высшие чины Мидаса начали тихо и поспешно работать над прикрытием.

Пугающая и скандальная смерть этого мужчины, считавшегося «ходячей рекламой звездной системы Содружества», поставила под сомнение репутацию всех, кто был связан с Содружеством. Из-за этого могли полететь такие искры, что загорелись бы даже те, кто жил и работал в тени Танагуры.

По крайней мере, этого опасались.

Семья мужчины же в противоположность этой настороженности — и все еще не зная подробностей инцидента — потребовала от властей провести тщательное расследование. У них было более чем достаточно денег и внимания, чтобы быть услышанными, и они повергли средства массой информации в безумие. Им наконец-то надоели увертки и нерешительность чиновников Содружества, которые служили их посредниками. Взяв дело в свои руки, вся семья собралась вместе и отправилась в Мидас.

Они осуждали Мидас, окутавший все детали завесой тайны, и были уверены, что должны открыть правду, так что никто не мог их остановить.

Или же, возможно, эта семья, чье влияние распространялось на все остальные планеты галактики, решила воспользоваться дарованной свыше возможностью поставить на колени Амой. Ради этого они предприняли беспрецедентный шаг, предъявив иск Танагуре, с непомерными, неслыханными требованиями компенсации.

Мидас, который до этого момента хранил молчание, устал от возмущений семейства и выдал все подробности. Застигнутые врасплох родственники были шокированы. Встревоженные члены семьи падали в обморок.

Позже они сообщили прессе, что весь инцидент был организован с целью скомпрометировать их репутацию. Повторяя эти истеричные заявления при каждой возможности, они подняли много шума, но не особо преуспели, поскольку их хорошее имя утонуло на дне выгребной ямы, ожидаемого возрождения их чести так и не наступило.

После беспрецедентного скандала двери жуткого заведения Лаяны Хьюго наглухо закрыли. Это стало победой одного из благородных семейств, теперь уже ставшего бледным призраком своего некогда славного прошлого. Беспорядки, которые периодически устраивали туристы, редко попадали в новости и никогда не перерастали в скандалы.

Катц блаженно заявил, что все это действительно имело место быть.

Лаяно Хьюго тем временем ушел в подполье и планировал возращение. Он возродил свою деятельность достаточно для того, чтобы принимать заказы на изготовление кукол для секса.

Семья мужчины использовала свое положение, деньги и власть, чтобы водить чиновников Содружества за нос. Ее неожиданное падение вылилось в отчаянную борьбу между правительственной элитой. Пронзительные обвинения в «заговоре», в конечном счете, оказались пустыми.

Или нет? Разве злодеи не продолжали плести свою паутину в тени? Разве мог кто-то доказать обратное?

— Несмотря на богатство, кровь всегда может испортиться. Огромная организация раздавит маленького человека, но одна лишь слабая связь может поставить всю систему на колени, — продолжал Катц.

— Он действительно был таким пропащим и все испортил? Или же он был героем? Разве решение не должны принимать связанные с этим люди, а не посторонние?

— Тебе все это кажется слишком нерациональным?

— Мне все равно. Я понимаю, какие ярлыки вешают остальные, но правдива лишь одна версия. В любом случае, я поступлю так, как посчитаю нужным.

— Даже зная, что человек перед тобой будет тебя презирать? — Катц одарил Рики тяжелым взглядом своих пепельно-серых глаз.

Почему-то у Рики перехватило дыхание. Он не мог отвести взгляда. Он не понимал, почему Катц так говорит, но ему приходилось верить, что вызвано это не только историей о мужчине, приведшем свою семью к краху.

Это не было похоже на Катца. Рики показалось, что он увидел настоящего Катца сквозь трещину в его холодной невозмутимой маске.

— Возможно, если компромисс невозможен, просто следует научиться с этим справляться? — под тяжелым взглядом Катца Рики почувствовал необходимость говорить. — Однажды понимаешь, что некоторые люди вечно будут тобой недовольны, и с этим можно спокойно жить, после чего бросаешь вымученные попытки стать святым, разве нет?

Рики говорил вещи, которые редко произносил вслух.

— Если у тебя есть всего две руки, чтобы вцепиться в самые дорогие в жизни вещи, как бы сильно тебе этого не хотелось, что-то третье придется упустить.

Это была вселенская истина о том, что ни одному человеку не получить желаемое в полном объеме. В руках обитателей трущоб, удовлетворивших свои запросы, не было надежд и мечтаний. И все же, Рики держал эту мысль в голове: У тебя есть всего две руки, чтобы вцепиться в самые дорогие в жизни вещи.

Вес этого афоризма даже сейчас был явно написан на лице произносившего его человека.

— Так от того, что не можешь получить, следует избавиться? — произнес себе под нос Катц. Его щека дергалась, пока он обдумывал смысл этих слов. При этом шрам, напоминавший трещину на привлекательном образе его бесчувственной внешности, будто бы дрожал. Из-за этого шрама Катц получил прозвище «Ледяной Шрам».

Рики был озадачен необычайной живостью реакции. Катц вытащил из любимого портсигара сигарету и отработанным движением зажег. Он глубоко затянулся и медленно выдохнул — эта картина уже была знакома Рики.

— Ясно. Значит, такова твоя нерушимая политика. — Катц вернулся к своему обычному состоянию. — Не помню, чтобы чему-то такому учили в приюте. Ты сам пришел к такому заключению? Или кто-то другой научил?

Упоминание приюта застало Рики врасплох. Обычно, наедине с Рики, он даже ни единым словом не поминал трущобы. Он никогда не разводил длинной болтовни о вещах, не связанных с работой.

Рики не совсем понимал почему, но сегодня Катц вел себя не так, как обычно. В последнее время Рики чувствовал здесь дуновения любопытного ветра, загадку, которую он не мог разгадать. Ощущение было странным, хоть и не неприятным, поэтому Рики просто списывал его на свое воображение.

На черном рынке был один человек, товарищ по трущобам, с которым у него было общее прошлое. Он не собирался полностью полагаться на этот факт, но суровая реальность существования Катца стала для него чем-то вроде стрелки компаса. Без сомнения, это его успокаивало.

— Когда я покидал приют, мне это сказала Айре.

— Айре? О, ты о старшей сестрице в вашем блоке?

— Она была не старшей сестрой, она была другом.

— Значит, соседка?

— Не совсем. Она была не Донни, — пояснил Рики, используя жаргон трущоб для обозначения личного друга. — Она была Мери. — Он имел в виду близкого коллегу, помощника.

Услышав использованные в таком контексте слова, Катц на короткий миг заколебался. Движением, напоминающим рыбака, наматывающего леску на катушку, он стряхнул пепел с конца сигареты.

— Не Донни, а Мери, э? Ты изрядно придираешься.

— Это не я придирался, — произнес Рики со слегка тоскливым выражением на лице. — Это они. — Сколько бы лет ни прошло после ухода из приюта, некоторые вещи все равно не менялись.

Катц не улыбнулся и не скривился цинично, но лишь перевел на него свой спокойный взгляд.

«Друзей» у Рики в приюте не было. Его окружали лишь робкие наблюдатели и зрители, державшиеся на расстоянии, и враги, которые рано или поздно обнажали когти и клыки. Был только один человек, который понимал его.

Он делил свое прошлое и детство лишь с напарниками и помощниками. Отношений, которые он мог бы честно назвать «дружбой», не существовало. Единственный так называемый сад Цереры был для него не домом и не Адом, а покинутым пристанищем.

— Конечно. И? Полагаю, эта Айре была старше?

— На три года, если быть точным.

— Три года в Приюте — это целая вечность. А женщины остры на язык. Наверное, она была очень развитой девушкой, если в ее-то годы обладала такой мудростью.

— Пожалуй. Я знаю лишь, что она была красива. Все называли ее Святой Ланже. Ангелом.

Блестящие светлые платиновые волосы кудряшками и глаза, похожие на огромные изумруды. Так называемые няньки прихорашивали ее и одевали с головы до пят. Айре светилась, как один из нарисованных для красоты на потолке ангелов.

«Ты ведь не уйдешь никуда, да, Рики? Ты — мой талисман. Обещаешь, что навсегда останешься со мной?».

Нет ничего приятнее в этом мире, чем сахарно-сладкие слова, слетавшие с розовых губ Айре, или поцелуй ее притягательного ротика перед сном. Это было так давно, но воспоминания все еще свежи. В его мире Айре была всем.

А потом настал тот день, крики и вопли сливались в сплошной рев. В результате, толпа взрослых, которых они никогда раньше не видели, поднялась к ним и разорвала их мир на части. Сейчас Рики казалось, что тогда закончился сон, и началось все остальное.

Тогда Рики ничего не понимал. Он знал лишь, что привязан к жестокому колесу судьбы и, будучи ребенком, не в силах ничего с этим поделать.

Но сентиментальные воспоминания Рики слегка тронули Катца.

— Ха. По мне так это исключение из правила. В том месте согласно правилам, все дети были равны. Никто не стал бы относиться к тебе сдержанно или чем-то выделять. Все так сильно изменилось за то время, что ты был там?

Равнодушие слов Катца заставила Рики внутренне передернуться. Он и Катц говорили о двух совершенно разных местах. Рики взял себя в руки и сохранил спокойствие.

— Разве идея о том, что все дети равны и одинаково любимы, это не просто ложь? С послушными детьми проще поладить и их больше любят. С упрямцами, показавшими себя настоящей бедой, такого не получится. И все же, хуже всего мелкие ублюдки, которые настаивают на том, чтобы все делать по-своему. Все знают, даже если никто не хочет этого говорить. Даже моя воспитательница говорила, что я проблемный ребенок, полностью лишенный духа коллективизма. — Он сжал губы в кислой гримасе.

По-видимому, поняв, что он имеет в виду, Катц погасил свою сигарету и произнес:

— Ну, мать или сестра, они все равно остаются людьми, так? Дети это или партнеры, между ними все равно существуют какие-то взаимоотношения.

Посчитав эти слова последними, Рики заговорил:

— Я отправлюсь на склад номер три. Так что увидимся.

Он повернулся, чтобы уйти и заняться работой, и, как и ожидалось, Катц его не остановил. Рики зашел в лифт, с его губ слетел тяжелый вздох, когда закрылись двери.

Мери, а?

Просто не верится, что он смог вспомнить такое слово. Лишь восемь других людей — его компания — делили с ним прошлое после Приюта. Он не знал наверняка, откуда они взялись, просто, сколько он помнил, ему всегда казалось естественным, что они должны быть вместе.

Его комната, оформленная в ярких цветах, с драконами, ангелами и феями; его мягкая кровать; погружение в сладкий сон; беззаботные улыбки и нежный аромат — Рики не знал, что это за место, да и не хотел знать. Потому что в каком-то смысле этот мир был всем, что ему требовалось.

«Конфетки» — так называли Рики и остальных периодически приходившие мужчины. Рики ненавидел их приходы. В такие дни никому не разрешалось покидать свою комнату. Всем было запрещено играть целый день. Но хуже всего то, то няньки заставляли их пить отвратительный на вкус сок. Рики от этого становилось плохо.

Какого черта все это значило? Идеальный мир, в котором они жили, неожиданно распался на части, и Рики впервые понял. Правда обрушилась на них независимо от того, хотели ли они этого. Если верить сердобольным взрослым из Приюта, они были милыми детьми, принесенными в жертву ради желаний взрослых.

Шок из-за причины их существования, вся их оценка собственной значимости была перечеркнута. Этот шок потряс их до глубины.

Теперь это ваша новая семья.

Вам больше не о чем беспокоиться.

Спрятанные за этими словами жалостливые взгляды говорили им: Что было, то было, и вам от этого не избавиться, когда они оказывались в паутине чужого влияния.

Возможно, из-за того, что Рики был самым младшим, или как последствие лечения, называемого «консультациями», воспоминания о тех или иных событиях казались смутными и еле пробивались сквозь завесу времени. И все же, если он с трудом мог вспомнить внешность своих соседей в возрасте между шестью и одиннадцатью годами, почему же он так четко помнил имена и лица своих тамошних товарищей?..

Платиновая блондинка Айре. Иссиня-черные волосы и льдисто-голубые глаза Лин. Огненно-рыжие волосы Шейлы и глаза цвета янтаря. Белоснежные волосы Гила и его алые глаза. Прямые, цвета меда волосы и карие глаза Хита. Серебристые волосы и серые глаза Рэйвена. Сколько бы лет ни прошло, в его памяти их лица оставались вечно молодыми.

Когда Рики покинул приют в возрасте тринадцати лет, их число сократилось до пяти.

Женщины, способные однажды выносить ребенка, становились собственностью Приюта. Они ни в чем не нуждались. Как бы сильно это не тревожило разум или сердце, так или иначе, им была прямая дорога в новую семью, которой становился Приют.

Как сказал Рэйвен, «Бесполезные мальчики оказываются под покровительством девочек». В итоге, из них выжил лишь Рики.

Хит, Гил и Рэйвен — давление и стресс, в сочетании с сильными изменениями в их окружении слишком легко сломали их. Их дух был слишком бунтарским для места вроде Приюта, связывающего по рукам и ногам утверждением о всеобщем «равенстве».

— Не стань таким же, как я. Обещай мне. — Хит был ровесником Айре. Слезы текли у него из глаз, когда он сжимал руку Рики.

«Я тоже выдохся», — последние слова Рэйвена. Его глаза застыли, голос был надтреснутым.

— Я точно не стану таким, как они! — заявил Гил. С усталым, ужасно перекошенным выражением на лице: — Прости-прости, Рики. Я устал, я устал, но...

Его голос оборвался. Рики схватил его за руку. Гил плакал, цепляясь за него. Он стонал сдавленным голосом, всхлипывал, его руки напоминали тонкие палки, взгляд был жалостливым.

Но ему было что сказать.

— Все хорошо. Хорошо. Ты не должен пытаться... — Рики потрепал его тусклые иссушенные волосы.

На следующий день он услышал, что Гил умер во сне. Рики тихо заплакал. Он сказал Гилу перестать пытаться — это потому иссякла его воля и оборвалась нить жизни?..

От этой мысли его сердце как будто сжали тисками. Боль была невыносима. Гай обнял его.

— Ты не прав, Рики. Ты просто поцеловал Гила перед сном. Он хотел, чтобы ты сказал ему, что он наконец-то может уснуть. Он был счастлив.

Сначала один, потом двое, а теперь и трое его друзей ушли. Рики остался один. Он не знал, может ли считать себя везучим. В любом случае, Приют за всю историю не видел такого проблемного ребенка. Постоянная заноза для всех «матушек» и «сестриц».

И все же, по-своему Рики был счастлив. Заключенный в этом «саду», полном лжи и обмана, он смог найти человека, который понимал его — Гая.

За день до того, как они покинули Приют, Айре пришла навестить их.

— Рики, — сказала она. — Запомни: у тебя всего две руки, чтобы вцепиться в самые дорогие в жизни вещи. Каким бы важным ты не считал нечто третье, ты его потеряешь. Не отпускай то, что важно. Не совершай ошибок. Если отпустишь, назад уже не вернешь.

Девочек переселили в другое здание, когда у них начинались месячные, и после этого они редко показывались. Но в день ухода Айре получила разрешение навестить его.

Они давно не виделись, и Айре выглядела повзрослевшей. Секунду Рики просто пялился на нее. Девочка стала почти неузнаваемой, сияющей молодой женщиной. Она не излучала грубую ауру женственности, скорее, напоминала прекрасного ангела, вознесшегося на небеса и ставшего божеством.

Возможно, однажды она расправит крылья за спиной и полетит в небеса вместе с Гилом и остальными. Этот образ преследовал его мысли.

Айре обняла его так же нежно, как раньше. Всегда помни — не отпускай — не совершай ошибок. Искренность ее слов тронула его до глубины души, чувства наполнили сердце и лишили его дара речи.

И вместе с этими крепкими объятиями Айре навсегда ушла из его жизни.

Если следовать по признанному маршруту через официальные врата для перемещений на максимальной скорости, до пограничного участка Лаокоон в звездной системе Веран было три дня пути.

Все это время Рики, как всегда, относился к двум куклам, как к товару. Он не тратил времени на пустую болтовню и следовал инструкции в деловой манере и без суеты.

Их сопровождали андройды, выполнявшие роль постоянных охранников и сиделок, так что повседневная жизнь на корабле была относительно беззаботной. Но Рики не мог избавиться от неприятного чувства. Перед таким лицемерным уродством ему оставалось лишь сохранять внешнее спокойствие.

Истоки эволюции и тайна жизни теперь уже были не во власти Богов. И все же, судьба у всех была разной тяжести. Овцы, не знающие ничего, кроме того, что необходимо им для выживания в стенах тюрьмы, вынуждены делать, что им говорят, и мириться с любой участью.

Другими словами, тот не знает сожалений, кто ни о чем не мечтает.

Прошла неделя.

После того, как Рики без происшествий доставил товар и вернулся в Мидас, Алекс устроил с ним изрядную попойку, чтобы подбодрить его. В этот раз Рики чувствовал себя паршиво, ему нужна была какая-то разрядка.

Сгоряча Рики решил впервые за долгое время навестить Гая. Хотя, если бы не большая доза выпивки, он бы не решился посмотреть ему в лицо.

Рики ушел из Бизонов вскоре после решения стать курьером Катца. Хотя начинал он простым мальчиком на побегушках, и даже если ему суждено было выслужиться не выше собачки Катца, он все равно считал, что совмещать у него не получится. Хотя другие курьеры и Катц так не думали. Никто не знал, как далеко их это заведет, но, став на один путь, они с него не сворачивали.

Всем хотелось чем-то выделиться. Поначалу и у Рики была такая же цель. Он не боялся провала. Полукровке из трущоб нечего терять. Его близорукие глаза не видели будущего. Его тлеющая жизнь в трущобах была нижней точкой прилива, которому никогда не суждено подняться выше. Оставалось лишь пробиваться вверх.

По крайней мере, так он считал. На самом деле, Рики привязался к Бизонам, хотя и не особо их любил и не испытывал никакой привязанности к своему титулу главного хулигана Горячей Трещины.

Единственное, что он не мог позволить себе потерять — самоуважение. Он хотел сохранить свою связь с Гаем. Он понял это, хорошенько все обдумав.

Он не по собственной инициативе оказался втянутым в передел власти. Он не копался в мусоре в поисках объедков и не искал возможности влезть и отхватить что-нибудь для себя.

Он просто по-своему отмахнулся от искр и угольков, сиявших над ним. Такой репутации для Бизонов не ожидал никто.

С самого начала Рики ненавидел «зависать». Хоть это и значило плыть против течения, зазнаваться он не собирался. У него плохо получалось подавлять собственное эго и объединяться с другими, он ненавидел, когда ему открыто навязывали свою помощь.

Рики взял на себя командование Бизонами, поскольку того требовала ситуация, и делал все по-своему. Один он бы не справился. При необходимости, ему на помощь приходил Гай. Люк его прикрывал. Сид исправлял недоработки, а Норрис сглаживал углы. Рики считал, что именно это и сделало Бизонов тем, чем они стали.

Но Рики не хотел так сильно привязываться к имени Бизонов, в которых он следовал чужим желаниям. Это не значит, что он хотел уничтожить Бизонов. Просто Рики пришлось воспользоваться вовремя подвернувшимся моментом.

И лучше бы он отошел в сторону, и кто-то другой занял место на вершине. Или же они бы воспользовались возможностью, и нашли себе новые дома. Рики не особо волновало будущее Бизонов как Бизонов. Его намеренье уйти не ослабло.

Но он и представить себе не мог, что Гай и остальные так оборвут свою связь с Бизонами. Даже если Бизоны распущены, Рики не собирался бросать Гая, своего партнера. Даже если их нынешние отношения были ограничены отчуждением, Гай оставался основой сердца Рики. И в ближайшее время это не изменится.

«Не отпускай то, что важно». У него в ушах прозвучали слова Айре.

Он стал курьером, не спросив совета Гая. Теперь уже он не собирался сожалеть об этом эгоистичном поступке. Но Рики не хотел терять тепло отношений с Гаем.

У него было лишь две руки, чтобы удержать самые важные для него вещи.

Его гордость за свои поступки — узы, связывающие его с Гаем — идеальная стоящая работа — Что из этого он себе позволить отбросить?

Хотя Катц казался убедительным, чем больше Рики об этом думал, тем сильнее у него болела голова. Удовлетворительный ответ долго не приходил.

«Не совершай ошибок. Если отпустишь, назад уже не вернешь». Слова Айре вонзились в него. Рики обнаружил, что сражается с этой дилеммой.

Может, лучше бросить этот принцип, укоренившийся в его разуме? Тогда ему не придется ни с чем расставаться. «Но, если я позволю себе так далеко зайти, — иронично подумал Рики. — что останется от моей души?»

— Рики? Что такое? Что случилось? — спросил Гай, неожиданно увидев идущего к нему, пошатываясь, Рики.

Он хмурился, но не потому, что обвинял или осуждал за наглость Рики, занявшего удобную кровать. Гай, как всегда дружелюбно, поприветствовал его.

— Ты точно в хорошем настроении. Все идет по-твоему?

Идет по-моему?

Ну, работа у него под контролем и деньги текут. Поэтому он подарил Гаю первоклассного пива, редкого в трущобах. Вероятно, он это имел в виду, говоря, что все идет как надо.

Его настроение было уравновешенным. Разум был странно возбужден, хотя сердце болело. Вероятно, тревога, которую он никак не мог погасить, заставила его выпалить:

— Смотри, как я выберусь отсюда, Гай...

Нет, сказав такое Гаю прямо, он отправил себя туда, откуда нет возврата. Какой из трех вариантов? Нерешительность сковала его мысли. Он начинал себя ненавидеть.

У него было только две руки, чтобы вцепиться в самые дорогие ему вещи. Если так, вместо того, чтобы бросать что-то третье, он схватит его покрепче, даже если ему придется вцепиться в него зубами и тащить за собой.

Секунду Гай смотрел на него, как будто пытаясь подобрать ответ.

— Да, конечно... — сказал все тем же нежным голосом, к которому привык Рики; уголки его губ скривились.

Но Рики этого не заметил. Он не знал, что его слова впились в сердце Гая ядовитыми шипами.