Глава 4

Дорога от Авеню Кузко до дома Рики заняла двадцать минут. Казалось, солнце садится необычайно рано для этого сезона. Когда они пришли, уже стемнело.

— О чем Вы хотели поговорить? — этот вопрос первым слетел с губ Рики, как только он ступил в свою комнату. — Забудьте о светской болтовне. Переходите прямо к делу.

Рики хотел как можно быстрее разобраться со всем и выпроводить Катца. Прямота была одним из способов намекнуть.

Он предложил Катцу стул, но тот не сел. Вместо этого он прислонился к стене и зажег сигарету.

— Этот парень, Кирие, — наконец произнес Катц. — Тот, что с забавными глазами. Ты его знаешь?

Прозвучавшее имя Кирие заставило Рики невольно нахмуриться. Через столько времени, почему он слышит это имя из уст Катца? Он не мог поверить, что новости о делах с Джиксом достигли даже ушей Катца — но, возможно, он не осознавал, как глубоко проникли в трущобы глаза и уши Катца. Катц не относился к тем, кто приходит неподготовленным.

— Чем бы он ни занимался, меня это не касается, — сказал Рики, желая предотвратить рождение любых предположений. Для Рики — и всех изначальных членов Бизонов — Кирие был вредителем и ходячим несчастьем. Какими бы ни были намеренья Катца, общение с Кирие на ежедневной основе было плохим началом.

— Правда? Странно, он кажется настолько одержимым тобой.

Рики не мог этого отрицать. Хотя одержимость Кирие относилась, скорее, к всеобщей известности, чем к нему самому; на самом деле, он винил Рики, что тот загораживает его лучи славы. Все их общие знакомые тоже это знали. Если Кирие без причины поднимал шум, делал он это ради привлечения внимания. Понятно, что они не ладили, учитывая, какими разными были.

Но Кирие не был простым хулиганом с раздутым самомнением. В этом случае проблема сама разрешилась бы без всяких сложностей. У Кирие были соответствующие идеи, амбиции и гордость. Госпожа Удача улыбнулась ему, и теперь его высокомерие не знало границ. Он изначально был засранцем, а теперь сделался еще хуже.

Рики не собирался быть добрым с Кирие. Он так же не реагировал на попытки Кирие раздуть пламя их соперничества. Рики меньше всего заботило, сколько раз ему приходилось бить его по лицу и насмешливо усмехаться: Ты здесь чужой.

Но теперь Кирие свалился на него в форме, способной нанести настоящий ущерб и бывшей совершенно другой проблемой. Рики хотелось так надрать Кирие задницу, чтобы он больше никогда здесь не показывался.

— Он разнюхивал на Рынке Розас, расспрашивал о тебе.

Рики не замечал, что вмешательство Кирие зашло так далеко. Видимо, разъезжать по трущобам на своей воздушной машине и бросаться громкими фразами было недостаточно; Кирие начал лезть в дела Рики, вероятно, в поисках грязи.

Казалось, столько времени прошло со времен его работы курьером, но, почему-то, Робби и Кирие продолжали в этом копаться. С Робби у него было общее прошлое и, хотя их связь была не такой сильной, как с Гаем, их троица не могла избавиться от проведенного вместе в приюте времени.

Но Кирие был не таким. Кирие был неприятным инородным телом, влезающим в повседневную жизнь Рики. То, что Катц объявился, дабы упомянуть Кирие, означало, что на подходе нечто большее. Когда он подумал об этом в таком ключе, лицо Рики напряглось.

— Нам обоим на пользу не пойдет, если всплывет слух, что я выполнял Ваши поручения, так?

— Расслабься. Поверхностный поиск ничего не откроет.

В его словах был смысл. Как один из перевозчиков Катца, Рики всегда внимательно относился к букве закона, даже провозя контрабанду по черным каналам. Прежде всего, если Катц брался за работу, какой бы подозрительной она ни была, он никогда не светился, так что подобные Кирие не могли ничего узнать.

Катц был более спокойным, требовательным и умелым дельцом, чем казалось по его внешности. Никто на черном рынке ни секунды в этом не сомневался. Если Кирие, разнюхивая, получит по носу, он точно это заслужил.

— Если это не проблема, то что Вам надо? — спросил Рики. Ему необходимо было небольшое предупреждение, если что-то надвигалось.

— Ты случайно не знаешь, кто прикрывает Кирие?

— Понятия не имею, — ответил Рики грубо и более яростно, чем требовалось. — Меня меньше всего волнует, чем он занимается. — Рики посмотрел на Катца, пытаясь понять, что задумал мужчина.

Рики знал, что Катц пришел не только из-за проблем с Кирие. Катц мог лучше всех понять, что после этих трех лет Рики старался избегать его любой ценой. Хоть они разделили «хорошие времена» в прошлом, Рики хотелось схватить Катца за воротник, вытрясти из него всю информацию и никогда больше его не видеть.

Соответственно, в последнее время, кроме визита в Парк Мистраль на аукцион, он никогда не заходил в Мидас. Но, будучи там, он получил шок от нового столкновения с Ясоном, и это лишь усилило его стремление избегать все, связанное с Блонди.

Но пока он упрямо поворачивался к этому спиной, проблемы объявились с неожиданной стороны и в неожиданной форме. Новое появление Катца было самым очевидным тому доказательством. И то, что дело дошло до требования личной встречи, лишь усугубляло положение.

Рики не мог осознавать скрытые проблемы в его отношениях с Катцем — не все трещины было легко заделать. Хотя инстинкты Рики не предупреждали его о мгновенной опасности, он был напряжен до боли в суставах. Размах опыта Катца сильно превосходил его собственный. Если бы это потребовалось, Катц мог в один миг раздавить Рики. Вот что значило обладать настоящей силой.

— Меня больше волнует, стоит ли все оставлять на виду с такой-то суматохой. Когда люди начинают совать свои носы в чужие дела, непросто потом снова их отвадить, — сказал Катц.

— У Вас другое на уме. Вы проделали весь этот путь, просто чтобы сказать это? Если слухи об этом дойдут до Кирие, он с ума сойдет. — В дополнение к своему раздражению Рики картинно пожал плечами. Хоть Катц едва ли относился к тем, кто души не чает в бывших подчиненных, из-за его нынешних слов складывалось обратное впечатление. Вел он себя так, будто предыдущих четырех лет и не было.

— Если бы я творил, что захочу, то предпочел бы, чтобы какой-то любитель не дурил мне головы. Как ты знаешь, мне не нравится смотреть, как какой-то парень пробивает себе дорогу наверх, чтобы в итоге его снова сшибли.

Шипы в словах Катца сильно ранили. Их подтекст был очевиден. Рики ощутил, как у него сжались внутренности. Не успел его разум приказать рту замолкнуть, как с его губ слетел вопрос:

— Катц… Эта Ваша речь. Четыре года назад…

Кода его мысли сгустились в слова, вопросы прояснились. За прошедшие четыре года он так и не смог найти удовлетворительные ответы, а теперь перед ним был Катц. Мужчина, который должен был знать больше, чем он.

Он знал, почему Катц выбрал на роль курьера его. Это была просто уловка, чтобы заманить его. Настоящим вопросом было: почему Катц продал его Ясону?

Рики понимал, что этот вопрос задавать не стоит. Он не мог повернуть ход времени назад. Бесполезное вскрытие старых ран не заставит прошлое исчезнуть — оно лишь вызовет свежее кровотечение.

С другой стороны, чем ближе подступали к губам слова, тем ближе всплывал к поверхности и сдерживаемый гнев. Он сказал себе, что никогда больше не произнесет это имя, но кипящая ярость была неудержима.

— Ясон однажды мне ту же фразу выдал. «Разве Катц не предупреждал тебя о вреде излишнего любопытства?». То, что у Вас двоих такие хорошие отношения и правда меня удивило.

— Ты и Кирие, — заметил Катц. — Вы в совершенно разных лигах, созданных с совершенно разными целями. Это было решено еще четыре года назад.

— Какого черта это значит? — Вслух Рики рычал низким голосом, но голос в его голове дико вопил. Он прищурился, ожидая, когда заговорит Катц. Его сердце выжидательно колотилось.

— Ты должен знать, что у Танагуры есть публичный образ и свой собственный частный мир, верно? — спросил Катц.

Ага, какая новость. Но не успел Рики выпалить эти слова, как Катц продолжил.

— Значит, в частном мирке кто-то должен дергать за ниточки, верно?

Рики с силой закусил губу. Теперь Катц что-то предлагал ему, дела, о которых не стоило говорить вслух. Он не сомневался, что сейчас копает сам себе могилу, но не мог заставить себя выставить Катца. Он должен был узнать правду, даже если потом будет сожалеть об этом.

Но — почему сейчас? Прошел год после его возвращения в трущобы. После всего этого времени, что подтолкнуло Катца открыть ему истину сейчас? Это пробуждало в его разуме еще больше вопросов. К чему бы дело ни шло, он просто не мог оставить его нерешенным. Он знал, что и Катц это так не бросит; он чувствовал, что мужчине надо что-то рассказать.

— Четыре года назад Ясон связался со мной через аукцион Гауч и спросил о странно выглядевшем полукровке. Черные волосы и черные глаза, суровый парень с соответствующим характером. Я знал, что он говорит о Рики из Бизонов. Я был посредником на черном рынке, а ты полукровкой из трущоб. Мы были нужными людьми на нужных местах.

Рики замер.

— Так это и правда Вы расставили ловушку.

— Это Ясон сказал, что я должен использовать тебя и посмотреть, что получится. Я просто не отказался. Хотя, что бы я тогда ни говорил, тебе это все равно покажется западней.

— Почему Вы довели дело до конца? Вы его боялись?

— Черт, да, боялся, — произнес Катц с явным безразличием. — Каждый раз, когда эти холодные глаза смотрели на меня — до сих пор трясет при мысли об этом.

И Рики знал, что Катц говорит правду. Он слишком часто чувствовал этот холодный взгляд на себе. Годами он страдал от унижения и пытки этим взглядом, покоряясь ему подобно ягненку.

Очень быстро это унижение превратилось в бездонный страх. Удар по лицу и то предпочтительнее был. Боль, которую несла в себе железная хватка Ясона, была безграничной, и Рики не сомневался, что Ясон знает, какую боль принесит. Вспоминая все это в таком свете, Рики чуть ли не испытывал это ощущение снова. Наполовину бессознательно он дернул головой, хватая ртом воздух.

— Но я устроил тебя на рынок с одним условием. Ему нравилась твоя гордость, но глуповатый полукровка ему не был нужен. Как и мне. Так что ты получил задание с ограниченным временем, и вот что в итоге получилось.

— Наша первая встреча.

— Именно.

Рики хотелось вверить, что все началось с полученной от Зака карты — но, на самом деле, это была всего лишь очередная фишка домино, сбитая остальными. Ясон вел игру с ночи их первой встречи. Точно так же, как Рики не мог избавиться от чувства унижения, Ясон, с большей охотой, не мог его отпустить. У Рики все тело заболело от неприятной реальности ситуации.

— Ради твоей же пользы, я наделся, что ты просто еще один толстолобый полукровка. Но у тебя были исключительные качества, необходимые, чтобы выбраться из этого ада.

Рики невольно нахмурился. Пожелание глупости не относилось к комплементам, которые ему хотелось бы слышать от Катца. Но он не чувствовал себя особо умным после того, как проглотил наживку. Слова Катца были для них обоюдоострыми, и фраза «исключительные качества» прозвучала для Рики злорадно.

— Или, возможно, стоит сказать, у тебя был исключительный необработанный материал, Рики. У тебя была гордость и амбиции, ты готов был потом и кровью добиваться необходимого. Ясон был доволен результатами. Он распознал стоящую вещь, заметив ее.

Значит, инстинкты Ясона ошиблись; ему стоило продолжать закидывать удочку на черном рынке. Это было бы лучше, чем пытаться превратить полукровку из трущоб в своего питомца.

Катц со значением посмотрел на Рики, не желая оставаться единственным, кто выдает информацию.

— Все это ведет к вопросу, на который я хочу получить ответ: что между тобой и Ясоном?

Рики не мог подобрать слов, хотя острый блеск глаз Катца прорезал обычно теплые интонации его голоса. Когда Рики не ответил, Катц пожал плечами и продолжил.

— Первым указанием от Ясона стало следить за появлением монеты Авроры в трущобах. Я задавался вопросом, с чего он взял, что я на нее наткнусь, ведь они в ходу только у рабов в Эосе. Если бы приказ не от Ясона исходил, я бы просто посмеялся над ним.

Рики вспомнил ту монету Авроры. Символ его позора и уничтоженной гордости. Подбирая ее, Рики не осознавал, как скоро узнает, что он просто затерявшийся в море ребенок.

— Но я ждал и наблюдал, а монета так и не появилась.

Конечно, не появилась. Рики не осмеливался обналичить ее или разузнать, откуда она. Будучи так же не в силах выкинуть эту штуку, он носил ее с собой как своего рода талисман — предостережение самому себе. Он понятия не имел, что это, пока Алек не увидел монету и не сказал «валюта рабов». Это открытие заставило его рассвирепеть.

— Возможно, Ясон просчитался, когда монета так и не всплыла. Но, в конце концов, это оказалось неважно. Ему все равно нужен был ты.

Не зная причин и не владея информацией о великой стратегии, Катц просто делал то, что ему говорили. Рики знал, что такими были и всегда будут отношения Катца и Ясона.

Но почему Катц сейчас все это ему рассказывал? Он просто наносил последний удар? Вопрос застрял у Рики в глотке. Это была заноза в лапе, которую сам он вытащить не мог. Действительно его последний, лучший шанс.

— И как хоть что-то из этого связано с Кирие? — наконец спросил Рики. — Что бы Вы там ни искали, это ничего не меняет. Любопытство кошку сгубило, помните? — Пустое высокомерие невежественного уличного ребенка и порыв удовлетворить свое любопытство дорого ему обошлись. Он выплатил долг тремя годами в роли раба Ясона.

У Рики не было желания возвращаться к этой части его прошлого. Он покончил с ним, раз и навсегда.

— Я заплатил за свою гордость носом и некоторыми другими частями тела. Я ни за что не стану снова ввязываться в это ради чужака. Тем более, из-за Кирие. — Этими словами Рики дал понять, что для него значит Кирие.

— Вы разве не понимаете, что я чувствую? — продолжал Рики, и громкость его голоса росла. Он говорил на одном длинном злом дыхании, не давая Катцу вклиниться с возражениями. — Ущипнув руку, ты все равно не понимаешь, что такое настоящая боль, и потому ломаешь ее, просто чтобы убедиться. Так тогда вышло со мной. Пытаетесь сказать, как все было у Вас?

Рики не мог притвориться, что этих трех лет не было. Но, даже если он не способен был отбросить их полностью, он мог двигаться вперед. Его не волновало, считали ли его трусом, пока прошлое было заковано в цепи этих трех окрашенных стыдом лет. Он не хотел прекращать жить. Хотя подобные мысли заполняли его разум, он все еще ощущал некую затяжную привязанность к собственной жизни. Он не мог отбросить ее или сдаться. Это и означало оставаться в живых.

— Странный вопрос. Что ты слышал обо мне? — спросил Катц.

— Ничего. Просто одного взгляда на Вас достаточно, чтобы понять, что в жизни Вам повезло.

Катц неожиданно скривился. До Рики дошло, что он наступил на мину.

— Думаешь, мне повезло? — саркастически спросил Катц хриплым пустым голосом. — Может, ты и прав, но я этого не ощущаю. — Он глубоко вздохнул. — А конкретнее, я был «вещью» у Блонди.

— Вы были чем?

Рики понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать, что он сейчас услышал. И даже когда он осознал, удар шока все еще сковывал оцепенением его мозг.

Катц был трущобным полукровкой, так же как и Рики… и при этом он был когда-то «вещью» Блонди? Какого черта? Как такое вообще возможно? Как это влияло на отношения Катца и Ясона? Рики даже представить не мог. Он даже не знал, какое выражение лица подошло бы к ситуации.

«Вещь».

В каждой комнате роскошной башни Эоса, расположенной в Танагуре, жил юноша, называемый «вещью». «Жил» — не совсем подходящее слово. С коротко остриженными волосами и формой, подчеркивающей худощавые очертания их тел, они были просто предметами роскоши, поставляемыми, как органические предметы быта.

Конечно, они там находились не ради собственного удовольствия. Их отбирали за внешность, хорошо сочетавшуюся с заданной обстановкой, и достойный интеллект, позволяющий пользоваться новейшим электронным оборудованием. Частная жизнь элиты проходила в стороне от Эоса, чтобы обеспечить эффективное выполнение обязанностей. Исходя из этого принципа, за рабами ухаживали «вещи». Чтобы устранить возможные проблемы из-за контакта «вещей» и рабов, «вещи» неизбежно кастрировались.

Когда Рики обнаружил, как далеко готова зайти элита — пренебрегая андройдами и кастрируя живых людей, чтобы использовать их в качестве живых предметов быта, — просто чтобы жить в комфорте и спокойствии, то ощутил физическое отвращение. Но тогда особого сочувствия он не испытывал.

Рики знал Катца только как заправляющего сильной рукой на черном рынке. К моменту их встречи, Катц уже превратился в бессердечного меритократа, очистившего свое тело от последних капель человеческих эмоций. Рики не раз и не два задавался вопросом, настоящий ли человек Катц или андройд. Видимо, он был не так уж далек от истины.

Он все равно не мог представить Катца в роли одной из «вещей» Эоса. Хотя это было еще не все. Как будто желая снова поразить Рики, Катц сбросил еще одну бомбу.

— Ты знал, что все «вещи» в Эосе — это полукровки из трущоб, Рики?

Из-за этой крупицы информации кровь отхлынула от лица Рики.

«Приятно познакомиться. Меня зовут Дарел».

В голове Рики внезапно вспыхнуло нежное лицо мальчика неопределенного возраста. «Вещь», приписанный к покоям Ясона.

«Моя работа заботиться о Вас, господин Рики. Если Вам что-то потребуется, пожалуйста, скажите мне».

Тогда он не понял. Речь и поведение Дарела были бесконечно раздражающими. Его не заботило, что работой «вещи» было погружение в каждый аспект его жизни.

В трущобах, когда Рики был с Гаем, он мог делать что пожелает и когда пожелает. Присутствие Гая приносило успокоение его душе. Он ни разу не посчитал его обременительным.

Дарел был не таким. Знание того, что Дарел всегда находился у него за спиной, постоянно бесило Рики. Сколько бы он ни кричал и ни оскорблял мальчика словами, тот все равно оставался там.

«Свои дела я по-своему и делаю».

«Не дави на меня, парень».

«Твою мать, оставь меня в покое!».

Но сколько бы раз он ни говорил это Дарелу, сколько бы ни разражался тирадами и ни бушевал, все повторялось по кругу снова и снова.

— Вам этого не сделать. В Эосе абсолютно только слово хозяина. Мой долг присматривать за Вами и следить за Вашим здоровьем — так решил Ваш хозяин.

Дарел даже врывался в ванную и пробовал оттирать каждый сантиметр тела Рики до идеальной чистоты. Такой Дарил был чертовски надоедливым. Даже погром в комнате не остановил Дарела. И что бы Дарел ни делал, это злило Рики еще больше. Временами, по той или иной причине, Дарел произносил самые неправильные слова и смотрел на Рики самым неправильным образом, вызывая у него приступы отвращения.

— С каких это пор трущобные полукровки превратились в вымирающий вид? Хватит шнырят вокруг меня. Ты просто заноза в заднице.

Все, что делал Дарил, выводило его из себя.

Но этот Дарел — все «вещи» Эоса… они все были полукровками из трущоб?

Должно быть, Катц лгал. Это просто шутка, очередная игра. Пораженный вторым ударом Рики мог лишь тупо пялиться на Катца.

— Приют у Танагуры под каблуком, — медленно объяснил Катц, проясняя все сомнения Рики. — Ребенок с достаточно хорошей внешностью и мозгами, не знакомый с устройством мира, обречен превратиться в штучную живую «вещь» в Эосе.

Сам факт того, что могло существовать нечто настолько возмутительное… Рики от этого хотелось кричать. Но его дрожавшая сухая глотка, его скачущий пульс, его мозг, сомкнувшийся подобно коробке со ржавой крышкой — боль не давала издать ни звука. То, что говорил Катц, было больше чем невозможно, больше чем невероятно.

Нет. Возможно… Он просто не хотел верить в это.

— Почему, по-твоему, только в Церере сохранилось естественное рождение? Ты когда-нибудь пробовал хоть это разузнать?

Рики покачал головой. Он не пробовал. Ему это просто было безразлично. Приют никогда не был для него подобием рая.

— Ты и правда веришь, что человек имеет право делать это так, как заповедовал Бог?

Рики и над этим особо не задумывался, хотя и не мог сказать, будто правда в это верит. Но и заставить себя отрицать это он не мог. Вера слишком сильно врезалась в его кости. Таким его сделала Церера.

— Без генетического вмешательства мужчины и женщины рождались бы в примерно одинаковом соотношении. Единственная причина, по которой рождается меньше женщин, заключается в том, что кто-то корректирует основные биологические факторы. И делается это на протяжении поколений.

Рики тяжело сглотнул. Он уставился на Катца.

— Танагура контролирует популяцию. Превращая жителей трущоб в ненужный мусор, обитатели Мидаса считают себя лучше остальных. Мы — наглядный пример того, что случается с отбросами, не желающими кланяться и расшаркиваться. Живи все хорошей жизнью, и равновесие будет нарушено. Они не могут жить с нами, но и убить тоже не могут, поскольку тогда чаша весов слишком сильно склонится в одну сторону. Женщины, рожающие направо и налево, стали бы проблемой, поэтому они управляют процессом. Так что, куда бы шарик ни катился, он все равно в сточной канаве оказывается.

В трущобах, куда бы шарик ни катился, он все равно в сточной канаве оказывается. Холодных отголосков этих слов хватило, чтобы Рики пошатнулся на ногах.

Одна сторона лица Катца скривилась.

— Обнаружив, что меня выбрали на роль «вещи» в Эос, –заявил он, — я был так взволнован. Если у меня были подходящее лицо и мозги, значит, я отличался от остальных. Я покидал Приют ради лучшей участи. Но, в конечном счете, мусор остается мусором — а я был еще одним наивным ребенком.

Тяжелые слова Катца липли, как густой клей. Рики прекрасно понимал, о чем он говорит.

— В мою первую ночь в Танагуре нас привели в медицинский центр, и мы, наконец-то, поняли, что на самом деле значит быть «вещью». Это был шок. Я совершенно растерялся.

В голове Рики прекрасные, напоминающие андройда черты Катца неожиданно слились с лицом Дарела. Рики понятия не имел о настоящем возрасте Дарела и никогда не пытался его разузнать. Дарел исполнял любой приказ Ясона, что делало его врагом Рики. Рики не мог посочувствовать одному из своих мучителей, и в ответном сочувствии тоже не нуждался. Это привело бы к обнаружению его слабости.

Так что Рики нацепил упрямое выражение, заткнул уши и отталкивал любую тянувшуюся к нему руку. Он должен был сам выстоять на ногах. Гордость, сделавшая его тем, кем он был, не знала компромиссов. Можно было без преувеличения сказать, что его осознание своей принадлежности к трущобным полукровкам было неотделимо от защиты чувства собственного «я».

— Посмотрим на твою гордость, — насмешливо шептал ему в ухо Ясон. — Она отправится в мусор, где ей и место.

Голос Катца вывел Рики из задумчивости.

— В любом случае, — продолжал Катц, — я решил, что это лучше, чем окончить свою жалкую жизнь в трущобах. Мы были выбраны и отказаться особо не могли. Будь у нас выбор, не думаю, что кто-то из нас отверг бы предложение.

Если бы я так же положительно смотрел на вещи, возможно, я неплохо зажил бы в Эосе, не удержался от мысли Рики. Он неловко облизал свои потрескавшиеся губы. Но реальность «неплохой жизни» в Эосе была намного грубее и жестче. Он не мог к этому вернуться.

— Нельзя добиться успеха, не пожертвовав чем-то. Так что я заботился о рабах. «Вещам» легко найти замену — ты выполняешь приказы, чтобы выжить. Ты гасишь эмоции и соглашаешься, даже если приходиться наказывать кого-то из твоих земляков. Вот что значило соответствовать Блонди. Ты уже не был мужчиной, но если не пытался выйти за рамки того, на что тебя обрекли, мог оставаться довольным.

Руки Рики свернулись в кулаки. Слова Катца выставили роль «вещи» Блонди в совершенно новом свете.

Единственный закон в Эосе — слова твоего хозяина

Дарел делал Рики минет, потому что так приказывал Ясон. «Прекрати!» — кричал Рики, физически противясь, но без результата. Пока Ясон не отдавал соответствующего указания, Дарел стоически продолжал — разводя его колени, зарывшись лицом между бедрами Рики, возбуждая его, когда тот отказывался кончать.

— Вы еще не знаете, господин Рики. Каким пугающим он может быть.

Рики слишком хорошо знал, каким безжалостным, гордым и холодным может быть властный Ясон. Он затаил искреннюю ненависть к Дарелу, «вещи», который упрямо преследовал его лишь по слову Ясона, не пытаясь противиться приказам Блонди. Он не мог смириться с существованием Дарела.

Господин Рики.

То, как Дарел обращался к нему, раздражало его гордость. Ему казалось, что почтенное обращение порочило его корни полукровки.

Хотя раб и «вещь» могли жить в одной комнате, их ценности были совершенно разными. Рики считал их двумя разными видами.

Рики ошибочно полагал, что «вещи» выращиваются и воспитываются в специальных учреждениях, как и рабы, поскольку минет Дарел делал лучше, чем Гай. Рики никогда раньше не занимался оральным сексом ни с кем, кроме Гая, так что новизна техники Дарела пробудила в нем совершенно неповторимые ощущения. Но, несмотря на физическое удовольствие, Рики терпеть не мог, когда этот евнух сосал у него. Даже покорно раздеться перед Ясоном, демонстрируя подчинение, даже мастурбировать, сжав зубы, для Ясона — все это было для Рики предпочтительнее «оральных услуг» Дарела.

Но даже когда Рики научился широко раздвигать ноги перед Ясоном. Блонди не приказывал Дарелу остановиться. Демонстрировать себя было недостаточно. Это было сексуальное воспитание во имя «дисциплины». Полностью обнаженный, он сидел на коленях Ясона, когда руки мужчины обвивали его торс, широко разведя его колени и удерживая руки и ноги. Ясон подзывал кивком Дарела, и тот сосал член Рики, пока у того не начинала трепетать задница и не дрожали яички.

Дарел мучил сладкое отверстие члена Рики кончиками пальцев и облизывал его своим заостренным языком. Уже это доводило Рики до экстаза, срывая судорожные стоны с его губ. Дарел сосал у Рики, пока не осушал его до дна, глотая каждую пролившуюся на него каплю.

— Во-мне-ничего-не-сталось, — кричал Рики дрожавшим голосом. А Дарел продолжал ласкать и лизать его.

— Твое тело куда честнее твоего рта, — холодно смеялся Ясон.

Но боль и смущение на этом не заканчивались. Прежде чем засунуть в Рики пальцы, Ясон приказывал Дарену расслабить его языком. Ясон наблюдал развлечения ради. Дарел занимался каждой складочкой плоти, пробуждая бесконечный источник удовольствия и отвращения, пока нижняя часть Рики не вставала от возбуждения.

Так продолжалось полгода. А потом Ясон начал спать с Рики, и Дарела в спальню больше не звали. Хотя объятия Ясона и соитие с ним вызывало определенную боль, которая, как он опасался, может разорвать его тело на части, это было лучше, чем открываться перед Дарелом и сталкиваться с его ртом.

Дарел все равно чистил потом Рики. Когда Ясон брал Рики и тот превращался в неспособный ходить студень — кровоточащий зад которого, пылающий после того, как в него вошли до упора, требовал смазки, — Дарел осматривал его с помощью катетера и сносил любые оскорбления.

Рики понятия не имел, как Дарел ко всему этому относится, и не стремился это узнать. Обычный Дарел был откровенно скромным, хотя и не сексуально. Было странным, что, когда обнаженный Рики переживал невиданные ранее ощущения, многочисленные минеты, сотрясавшие все его тело, он никогда не видел в Дареле ничего, напоминавшее сексуальное желание.

И все же Рики не считал Дарела одноразовым предметом. Если «вещи» были заменимыми предметами быта, то рабов, выведенных и выращенных в качестве помешанных на сексе игрушек для элиты, едва ли моно было другими словами описать. Презирать Дарела было все равно, что презирать себя самого.

Каким бы агрессивным Рики ни становился после секса с Ясоном, Дарел никогда не терял контроль над собой. После стольких месяцев Рики начал понимать, что так Дарел демонстрировал свою гордость. Требовалась неослабевающая сила, чтобы признать человека таким, какой он есть — каким бы жестоким и агрессивным он ни был. До Рики это доходило медленно, но все-таки дошло. И хотя к Дарелу, как к «вещи» симпатии он никогда не испытывал, относился он к нему лучше, чем к другим рабам Эоса.

В итоге, Рики боролся со скукой, наблюдая, как Дарел снует вокруг, разбираясь с делами в своей оживленной манере. Хотя Дарела это, как правило, настораживало — поведение Рики напоминало затишье перед бурей.

— Так же как все, что Вы делаете и говорите, отражается на чести Вашего хозяина, — говорил Дарел, — Ваше здоровье отражается на моих обязанностях и ответственности. Я живу ради того, чтобы Вы чувствовали себя здесь как дома. — Невоспитанный раб — позор для своего владельца и ответственность «вещи». В Эосе это было общепринятой истиной.

— Конечно, — рычал обычно Рики, в гневе повышая голос. — Ты кормишь рабов, переодеваешь рабов, чистишь рабов после того, как их отымеет хозяин. Я бы и не подумал притворяться свободным человеком!

Но, в конечном счете, в какие бы неприятности с другими рабами Рики ни ввязывался, Ясон говорил лишь одно:

— Салон — единственное место, где рабы могут делать, что захотят. На большую часть происходящего там закрывают глаза. Но пойми, Рики: если разгорится пламя, пусть спичку и не ты зажег, когда об этом пойдут слухи, винить будут тебя. Не давай им такой возможности.

Но потом всплыли его дела с Мимеей. Для Рики и Ясона скандал, сотрясший весь Эос и угрожавший сбросить Ясона с его трона, стал поворотным моментом. Рики был тем, чье тело заставили постичь истинный смысл слов «урок, который ты никогда не забудешь», и с того дня отношение Ясона стало жестче. Когда Рики не слушался дома, Ясон издевался над ним, пока тот не сдавался. А когда Рики послушно сидел у ног Ясона, тот насмехался над, спрашивая, какой обманный маневр он задумал. В такие моменты Рики рычал до хрипоты.

Тело, которое Ясон так жестоко наказал, после этого не могло даже вспомнить внимательности Дарела. И что стало с Дарелом? Рики не знал. Их слишком внезапно разделили.

Однажды закрытые двери главного холла внезапно распахнулись у него на глазах. На миг мир перед ним потонул во вспышке белого света. Рики будто во сне протянул к двери руку. Наполовину в шоке, Рики сделал шаг вперед… за пределы Эоса.

— Стоять! — крикнули охранники.

Рики, не задумываясь, бросился бежать. Но его побег оказался недолгим; его схватили и задержали. Рики был уверен, что за побег из Эоса с ним окончательно разберутся.

Как и ожидалось, Ясон промолчал. Но вместо того, чтобы отправить Рики в центр переработки и устранения, он вернул его в трущобы. Это вызвало еще больший шок, чем открывшиеся перед ним двери Эоса. Его кольцо раба было снято, ничто больше не сдерживало Рики. Его тело содрогалось от дикого восторга. Он убежал так быстро, как только мог, пока Ясон не передумал.

Рики посчитал, что в те дни Дарел просто ухаживал за другим рабом Ясона. Ушел Рики или нет, Эос от этого не изменился. По крайней мере, так он думал.

Но знание о том, что Дарел был выходцем из тех же трущоб, меняло эти три года в Эосе. Почему? Какого черта? Он не хотел знать, но теперь знал. Рики внезапно возненавидел Катца за то, что тот бросил в него жесткую правду подобно копью, тем более теперь, когда Дарела больше не было рядом.

— Когда я был «вещью», — пояснил Катц, — доносы и кляузы казались мне бессмысленными. Но что-то в этом меня прельщало. Пять лет я смотрел на Мидас свысока. И это было приятно. Казалось, я ничего не боялся в этом мире.

«Вещь» Блонди. Скорее всего, его хозяином был сам Ясон.

— …наверное, именно поэтому я ту сделку с дьяволом заключил. «Не вижу. Не слышу. Не скажу». Это железный закон «вещи». Отведай хоть раз запретный плот любопытства, и ты никогда больше не сможешь забыть его вкус.

Череп Рики сжался вокруг его мозга подобно клещам. Особого веса в словах Катца не было. Открывать глаза навстречу правде было больно, но он не мог отвести взгляда от реальности.

Для Рики эти три года были сплошным удушающим унижением. Пока Катц продолжал свои разоблачения Рики силился понять его. Слова Катца походили на гнойную инфекцию.

— Я знал, что Приют — это игрушка в руках Танагуры, — безжалостно продолжал Катц. — Но мне было любопытно. Используя терминал в моей комнате, я провел полтора года, исследуя базы данных. Хорошо, что эти маленькие высокомерные рабы были безграмотными; я мог не волноваться, если они что-то увидят. Хотя охрана была достойной.

В этом был смысл. Рождаемые, выращиваемые и умирающие в своих клетках рабы всю жизнь проживали без знаний о внешне мире. Салон, где собирались рабы, с точки зрения Рики был искаженной детской площадкой для разряженных детей. Все в их окружении упрощалось, а охрана следила за каждым их шагом. Без личного кольца, заменявшего удостоверение личности, раб даже из своей комнаты выйти не мог.

— Но в каждой системе есть свои бреши. Надави в нужном месте, и систему можно подорвать, пусть и без необходимого пароля.

— Я это знаю, — усмехнулся Рики. Он не был настолько глупым полукровкой. — Алек говорил, что компьютер хуже женщины. Полезешь в открытую, залепит пощечину. Если будешь джентльменом и пойдешь в обход, то сполна получишь, что требуется.

На миг Катц замер. Рики решил, что внезапное молчание вызвано упоминанием Алека. Он обратился к словам старого напарника случайно, но реакция у Катца была интересной.

Рики решил не спрашивать, остается ли Алек одним из курьеров Катца. Катц тоже ничего больше не сказал по этому вопросу, вернувшись к своим откровениям.

— Поскольку доступ к базам данных был ограничен по времени, я не мог получить все необходимое за раз. Но трепет из-за отключения соединения на шаг впереди охраны волновал недостающие у меня части. Ответы не стали сразу очевидны, но я не мог противиться этому покалыванию. Ты знаешь, о чем я говорю, Рики.

Рики знал, о чем он говорил. Этот трепет. Это возбуждение. Когда-то давно он бродил по ночному Мидасу в поисках этого восторга.

— Трущобный полукровка, поставленный «вещью», украл секреты Танагуры — и никто не заметил. Я не мог держать волнение в себе и поделился с другими. Но, сам видишь, к чему это меня привело. — Катц провел пальцем по длинному шраму на его лице. — Ясон просто сказал с тонкой улыбкой на лице, что я это заслужил. — Как будто представив эту улыбку и жестокий насмешливый голос, Катц слегка вздрогнул, его взгляд потемнел. — Он с самого начала все знал и ждал, когда я ошибусь. Это было частью забавы. Так они там и ведут дела, Рики. Я считаю себя везунчиком, раз смог уйти с рассеченным лицом. Альтернативой была жизнь продажной плоти на рынках.

В его словах не было бахвальства, не было скрытых страстей. Он говорил о собственном прошлом так же равнодушно, как о чужом. Сколько же горечи он проглотил? Вопросы изводили Рики на краю его сознания. В итоге он лишь неловко опустил взгляд.

Но мысли продолжали его терзать. Что задумал Катц? Почему он рассказал о прошлом сейчас? Далеко, в другом мире, кто-то однажды сказал ему: «Разделенная радость удваивается. Разделенное страдание уменьшается». Это казалось слишком невероятным, но не была ли у Катца такая мотивация?

Не может быть.

Он не хотел спрашивать. Он не хотел знать. Не вижу. Не слышу. Не скажу. Но, независимо от своих желаний, Рики знал, что столкнулся с правдой. Ему казалось, что, не сделай он этого, и никогда не сможет избавиться от проклятия, взваленного на него Катцем.

— Я все равно не понимаю, как это связано с Кирие, — медленно произнес Рики, — но меня это действительно не волнует. Я не собираюсь с ним связываться, даже если Вы пытаетесь сказать, что он увяз слишком глубоко. К тому же, Вы так близки с Ясоном, у Вас больше власти. Сами спасайте Кирие.

Вне всяких сомнений, это Кирие бросил бомбу в логово банды Джикса. Поэтому, даже если Рики не хотел связываться с Кирие, многое надо было разгрести из-за Кирие. Меньше всего ему хотелось получить еще больше работы.

— Три года, Катц. Раньше Вы были «вещью», представление у Вас есть… — Рики оборвал себя, когда Катц просто уставился на него. Рики выждал секунду, а потом твердо посмотрел в ответ. — Если не хотите, чтобы Кирие повторил мою ошибку, Катц, тогда Вы займитесь уговорами. Я не хочу связываться с Ясоном. Я получил свою свободу и оставил прошлое позади.

Катц испустил долгий вздох. Он достал еще одну сигарету. Подобно всеобщему молчанию, которому некуда деться, колышущийся фиолетовый дымок от сигареты тоскливо плыв по воздуху, прежде чем бесследно раствориться.

В какой-то момент пошел дождь, промочивший насквозь холодную ночь. Рики упал на узкую кровать и уставился в заляпанное окно. Куда бы не был направлен его взгляд, смотрел он не на настоящую реальность.

Глубоко внутри его головы продолжали звучать слова Катца. И не те, что касались Кирие.

— Помни, Рики, — произнес Катц на выходе. — То, что Ясон снял твое кольцо раба, еще не значит, что он с тобой покончил. Ясон никогда не был настолько милосердным.

Говорил он равнодушно, почти как если бы сам к себе обращался. Из-за его исполненного смысла взгляда у Рики волосы дыбом встали.

Какого черта он на самом деле пытается мне сказать?

Рики обнаружил, что снова отчаянно не желает это знать. Он не хотел оказаться втянутым в чьи-то разборки. И все же, несмотря на его неприязнь, скрытый смысл слов Катца вгрызался в его мозг.

Той ночью он плохо спал.