Глава 5

Западные окраины Цереры.

Слабые солнечные лучи пробивались сквозь нависшие тучи, заливая Приют чистым белым светом. Спертый и отравленный воздух Колонии не мог просочиться сквозь невзрачные стены, окружавшие учреждение. Единственный лотос, растущий в грязи трущоб. Невинный. Гордый. Великолепный.

Но совершенно омерзительный для тех, кто знал истинную природу самого священного места Цереры.

В тот день Кирие прилетел в Приют на своей блестящей, чистенькой воздушной машине. Он не в первый раз туда возвращался. За последние два месяца он часто бывал здесь. Охранник у главных ворот знал его в лицо, и Кирие даже остановился на пару минут поболтать с ним.

Но это не означало, что он мог с легкостью преодолеть бюрократическую волокиту и получить гостевой пропуск. Даже воспитанник Приюта не мог пройти через ворота, если у него не было назначено встречи. Никто не заглядывал просто, чтобы поздороваться.

«Воспитание разума и души ребенка». Таким был девиз учреждения. Кирие покинул его пределы пять лет назад и отправился в трущобы. Два месяца назад до него начала доходить правда об этом месте.

Он был озадачен.

Чтобы просто заглянуть в его былое убежище, необходимо было делать все по уставу, проходить через инстанции и официально назначать встречу. Не знавшего этого Кирие остановили в дверях. Он удивленно посмотрел на охранника.

— Я специально пришел. Просто огляжусь по-быстрому…

— Нет.

— Бросьте, сделайте мне небольшую поблажку…

— Нет.

— Тогда, может, позовете ко мне сестру Анну…

— Нет!

Как бы смиренно он ни умолял, как бы настойчиво ни протестовал, охранник его не пропускал. «Просто следуйте правилам» — снова и снова настаивал он коротко. Наконец, Кирие неохотно отступил, столкнувшись с неожиданной реальностью.

Черт, да кем вы себя возомнили? думал он тогда, неосознанно хмурясь. Ему хотелось покрасоваться перед матушкой и сестрой его блока, показать, каким мужчиной он стал за последние пять лет. Он слегка приуныл.

Нет, изрядно приуныл. Чего этот долбанный опекунский центр в трущобах корчит из себя невесть что?

Его жизнерадостное настроение словно ведром ледяной воды окатили. И это его разозлило. Но сдаваться он не собирался.

Дерьмо, я все равно попаду внутрь. Если этот мужчина ничего кроме «правил» не знает, значит, Кирие последует этим чертовым правилам. Я добьюсь встречи.

Прежде всего, он раздобыл смартфон и по сети зашел на сайт Приюта, чтобы заполнить все бланки для официального посещения. Конечно, ему необходимо было указать причину посещения и личный идентификационный номер. Но, помимо этого, он должен был предоставить сертификат, подтверждавший его взрослый статус.

Это еще что?

Тогда Кирие вспомнил о карточке, которую получил, покидая Приют. «Сертификат Зрелости» опекунского центра. Коротко говоря, он подтверждал тот факт, что ребенок прошел необходимый курс обучения в Приюте, достиг тринадцати лет и стал «взрослым с хорошей репутацией».

При жизни в трущобах эта карточка мало на что годилась. Все выпускники Приюта, ступаю в Колонию, получали идентификационные карты, и большинство детей теряло практически бесполезный сертификат. Самые разумные прятали его подальше, чтобы он так и пылился до конца их дней.

Применение идентификационной карты ограничивалось пределами Цереры. На официальных картах Мидаса Церера отсутствовала. Она существовала лишь как автономный город-призрак.

Танагура не признавала ее существования, и потому не выдавала жителям предписанный идентификационный номер.

Парни вроде Кирие наивно полагали, что после выпуска и получения официального «Сертификата Зрелости» и идентификационной карты дополнительное подтверждение собственного существования им уже не потребуется.

Но несоблюдение правил не сработало бы. Его заявление оказалось бы в корзине для бумаг. Правила оставались правилами, и их нарушение не могло помочь в достижении его целей.

Проклятье! Сплошные проблемы!

В итоге, Кирие перерыл свою квартиру в поисках Сертификата. Он был полон решимости найти документ, в независимости от того, существовал ли он.

Когда заявление было, наконец, рассмотрено, на электронный ящик пришло уведомление с приемным числом. Одного этого для получения права входа было недостаточно. Так называемое «повторное подтверждение» заявления заняло еще пару дней.

Более того, встреча назначалась не по его желанию — она проводилась тогда, когда это устроит Приют. И никаких вопросов.

Черт, ну и волокита. Это же не чертова Дворцовая Башня. Что это за проверки и перепроверки? Никакого чертова долбанного смысла.

Неудивительно, что Кирие так вышел из себя. Приют как будто говорил: «Если мы называем тебя взрослым и вышвыриваем, дороги назад домой уже нет».

Большинство людей не стали бы проходить через столько трудностей, из кожи вон лезть без веских причин. Кирие определенно занимался этим не ради того, чтобы просто время скоротать.

Наверное, это и было целью опекунского центра. Приют тщательно скрывал от глаз молодого поколения удушающую реальность трущоб, но лишь на время. Когда им исполнялось тринадцать, и они становились «взрослыми», им открывалась правда, а все их мечты шли прахом. Только тогда они понимали, насколько бессмысленно было тянуть лямку.

Юноши быстро привыкали к разочарованиям и неудачам. Все знания, что вкладывали им в головы в Приюте, оказывались бесполезными во внешнем мире. Приют оставался позолоченной клеткой, а трущобы — бескрайним минным полем. Давящий, душащий пейзаж, от которого не сбежать. Чтобы понять это, уходило не больше одного-двух дней.

Приют просто не мог открыть свои двери для кучки парней, уставших от той реальности и вернувшихся в сад, чтобы скоротать время.

Это было совершенно логично. Руководство Приюта не хотела подвергать детей дурному влиянию. Это было их главной миссией в жизни. Иначе само звание опекунского центра терло смысл.

Приют был райским садом, террариумом, закрытым от внешнего мира. Сейчас Кирие понимал это как никогда отчетливо. Хоть он и пришел в назначенный день и время, внутрь его, как и ожидалось, не пустили. Окружавшая Приют изгородь и ворота там не просто так стояли, а охрана была очень строгой. Перепроверки по несколько раз были обычным делом. В качестве причины всех мер везде указывалось: «Для предотвращения проникновения неустановленных лиц».

Но Кирие читал это как «Мы не можем тратить время на каких-то трущобных анархистов, нацелившихся на наших подопечных».

Делать все по уставу, день за днем, действительно было невероятно хлопотно. Но чокнутый анархист из трущоб должен был их меньше всего волновать. Синдикаты, занимавшиеся детской порнографией, тоже нарочито сторонились трущобных полукровок.

И все же, подобные магазины были в Мидасе обычным делом. Легальные и подпольные, престижные и объедки для неудачников.

Насилие над детьми считалось серьезным преступлением в любой звездной системе. В Мидасе, тем не менее, оно не скрывалось в тени. Его выставляли во всей красе. Регулируемое предпринимательство. Общеизвестным «секретом» был тот факт, что изрядная доля туристов принадлежала к желающим удовлетворить именно это пристрастие. Если бы «неустановленных личностей» пускали внутрь, безденежные и отчаявшиеся жители трущоб без сомнений пришли бы проситься.

Соответственно, Кирие посчитал, что, по его мнению, раз он потратил столько времени и зашел так далеко, ему должны были выдать это чертов пропуск. Другого заключения ему на ум не приходило.

Чем больше он об этом думал, тем сильнее злился. Если они могут столько денег тратить на охрану кучки детишек, вполне могли бы пару монет потратить на приличный развлекательный центр.

Однажды он решился: он сделает все необходимое, чтобы выбраться из трущоб. Это было его главной мечтой. Но без связей и положенного идентификационного номера даже покинь он трущобы, места в Мидасе ему не было.

Это было ясно, до отвратительности очевидно. Мидас был огромным дворцом удовольствий. Там он мог есть, развлекаться и ходить по магазинам, пока не начнет с ног валиться, а потом отоспаться и начать все заново. Но только если у него были деньги и идентификационный номер.

В этом Мидасе не было места, куда трущобный полукровка мог бы прокрасться и затаиться надолго. Кирие мог ругаться, клясться и рычать, но пока трущобы оставались его единственным домом.

Дом для Кирие был забит жеребцами, полезными для своего вида не больше, чем мерины. Им нечем было занять свою юность, а жестокость пропитала их до мозга костей; днями они устраивали разборки между бандами, а ночами спали друг с другом.

В Приюте было множество разных развлечений, не позволяющих детям заскучать и потерять покой. Но в трущобах ничего подобного не было.

Это не обязательно должно было быть что-то красивое. Не обязательно что-то масштабное. Что-то вроде приютской игровой площадки для взрослых изменило бы ситуацию. Жестокая реальность заключалась в том, что ночным весельем считалось соревнование на храбрость на залатанном черном мотоцикле.

Или же блуждания по Мидасу ради адреналина и прибыли. Но даже там дело сводилось к краже кредитных карточек. Плохо справишься — и полицейские изобьют до полусмерти. Немаленькая угроза. Полиция Мидаса и Гражданские Дружинники к мусору с большим уважением относились, чем к полукровкам из трущоб.

В таких условиях Киирие бесил ограниченный кругозор их жизни. Да кем себя возомнили эти засранцы из Приюта?

На данный момент, Церера оставалась автономно управляемым районом. Так что его политическая структура позволяла большим шишкам и богачам расслабиться. Но, в реальности, руководство Приюта занимало верхние позиции в иерархии. И все в трущобах знали об этом.

Но семья Кюгер держала Приют и свой маленький Эдем под замком, отгородившись от всех. Они никогда не показывались в трущобах. И никто не посчитал это странным для «общественного» объединения. Хотя до недавнего времени Кирие и сам такого же мнения придерживался. Это было частью здравого смысла трущоб.

Покинув опекунский центр, Кирие не мог позволить себе роскошь размышлять о своей жизни там. Ему достаточно было справляться с течением, удерживая голову над водой. Один день за другим.

Тем не менее, ему запомнилась уникальность Приюта, его особое положение в большом обществе. Единственная недосягаемая земля обетованная Цереры.

Семья Кюгер взяла на себя обязанность защищать драгоценных представительниц женского пола Цереры и растить их детей. Если они решили уединиться в неприкосновенных стенах Приюта, это определенно было их правом. Разве могли остальные с этим поспорить?

Кирие тоже так думал. Но теперь все было иначе. Встреча лицом к лицу с представителем элиты из Танагуры слегка изменила его. Зажгла искру. Пробудила внутри него новый голод.

Жаждя информации, он понял, как обстоят дела в трущобах. Узнал, как работает Мидас. Его взгляд притягивало то, чего он раньше не видел — или, точнее, на что раньше не смотрел.

Он начал очень внимательно относиться к вещам, которые раньше в своей ежедневной тоске отбросил бы, не задумываясь. Он остро чувствовал, что ничего не произойдет, если он будет просто выжидать.

При этом Кирие и на Приют новым и глазами посмотрел. Раньше он ни малейшего интереса не выказывал. Но теперь его любопытство выходило за рамки нормального. И причина была тесно связана с его многочисленными визитами в Приют, отвратительной и раздражающей бумажной работой. К последней относились оставшиеся бумаги, которые он должен был подписать, прежде чем пройти через главные ворота:

«1. Незапланированные контакты с детьми вне комнаты для собеседований запрещены.

2. Вы не должны снимать бейдж с именем посетителя.

3. В назначенное время Вы должны освободить помещение».

Охранник подтвердил, что все в порядке, и Кирие, наконец-то, пропустили в учреждение.

Меня как будто через пресс пропустили.

Но Кирие подавил неприятное раздражение в своем сердце. Он вежливо кивнул охраннику, чье лицо уже успел запомнить.

— Спасибо, что уделили мне столько внимания, — произнес он.

Этот мужчина стал для него настоящим бедствием и пустой тратой времени, но, чтобы попасть внутрь, ему надо перескочить через этот барьер. Кирие собирался еще не раз вернуться. И хотя мужчина был всего лишь простым охранником, благоприятное впечатление было очень важно. Все это было частью обычной расчетливости.

Возможно, из-за того, что начались дневные занятия, детей не было видно. На землях Приюта царила полная тишина. Вместо того, чтобы пройти по коридору, Кирие привычными шагами срезал через внутренний дворик. Это был кратчайший путь к назначенному месту встречи.

Он поднял взгляд и неожиданно увидел ангела — бывшего символом Приюта — украшавшего старомодные часы.

Ха. На десять минут опоздал. Ну, он знал, что вовремя ему не успеть. Им не повредит немного потомиться в ожидании. Пусть немного отведают, через что заставили меня пройти.

Если он опоздает, значит, опоздает. Спешка ничего не изменит. Он замедлился до более вальяжного шага. С грехом пополам добравшись до Третьей Комнаты Отдыха, Кирие открыл дверь, не удосужившись постучать. На его уши внезапно обрушилась буря звуков и шума.

В большой комнате, полной оборудования для игр виртуальной реальности, оснащенной даже звукоизоляцией, Манон стрелял из лазерного пистолета.

Ах, наш маленький лорд Фаунтлерой в плохом настроении.

Кирие никогда не встречал настолько простого парня. В противоположность он не мог не вспомнить самых суровых клиентов, с которыми ему приходилось иметь дело.

Губы Кирие сложились в подобие усмешки. Инцидент с Джиксом сделал эту банду предметом обсуждения в трущобах. Куда бы он ни шел, везде звучало это имя. Известные как «Гипер-Парни», они действовали жестоко и держали трущобы в ужасе, став настоящее проблемой.

Разобравшейся с ними банде предстояло стать новыми героями.

Кто-то был рад такому развитию событий, кто-то нет. Неудержимая зависть и раздутая ревность. Трущобы отреагировали всеми возможными чувствами.

«Возрождение Бизонов не за горами» — гласил несмолкающий слух.

А о Кирие почти не вспомнили. Это он бросил бомбу со слезоточивым газом в убежище Джикса. И это стало отправной точкой для начала конца Джикса.

Но никто не удосужился отблагодарить его. Наоборот. Ему недвусмысленно сообщили, что если он хочет сохранить свои конечности в целости, то больше не должен показываться.

Рики разнес его в пух и прах. Радость от унижения друга Рики до сих пор не дошла до его сознания. На самом деле, у этой победы был кислый привкус. Горечь отдавалась болью в сердце.

Но Кирие ни о чем не жалел. Ему не нужны были теплые братские отношения. Получи он еще один похожий шанс продать друга — сделал бы это в мгновение ока.

Мне все равно. Кто останется единственным, ха? Ты подавишься своими словами. И поэтому у Кирие были планы в Приюте.

Манон целился в мишени опытной и уверенной рукой. Он был настолько хорош в игре, насколько только это было возможно. В детской стрелялке от первого лица. Едва ли это было приятным достижением для двадцатидвухлетнего Манона. И, вероятно, осознание этого факта служило источником его раздражения. Или, возможно, причина крылась в другом. Манон недовольно забурчал себе под нос и бросил пистолет на пол.

Специально подстрекая его, Кирие произнес нелестным тоном, пропитанным сарказмом:

— Умелый, как я и думал. Ужасно раздражает, что они в ответ не стреляют. Хочется на кого-то другого сорваться, э, Манон?

Манон обернулся, нахмурившись.

— Не разговаривай со мной как фамильярно.

Эй,эй. Не я тебя злил.

Так же, как и полное непонимание сарказма, гордость Манона бросалась в глаза. Это было еще одно его неизменное качество.

Кирие и Манон когда-то были соседями по блоку. Три года они жили в одном блоке общежития, ели и спали вместе. И все же, трехлетняя разница в возрасте стала пропастью, которую Кирие было не так уж легко преодолеть.

Плюс еще и тот факт, что Манон был сыном босса, и его окружала своя компания. Парни вроде Кирие оставались просто соседями по блоку, мелькавшими на границе его поля зрения.

Когда Манон впервые удосужился поздороваться, Кирие представился и напомнил об их общем прошлом. Манон никак не отреагировал. Он совершенно не помнил Кирие.

Кирие не принимал это на свой счет. Если подумать, когда он и сам был наивным ребенком, дела обстояли так же. Важным было лишь то, какие отношения с Маноном у него установятся с этого момента.

— Если все еще надеешься получить свободный пропуск, — произнес Манон в присущей ему высокомерной манере, излучая невыносимое чувство превосходства, — тебе лучше научиться называть меня «господин Манон».

Свободный пропуск, э? Ну, если он действительно может дергать за ниточки в этом плане…

Кирие казалось, что единственное, на что способен Манон — помахать ему с другой стороны ворот. До сих пор на личном опыте обращение охраны с посетителями испытывал Кирие. Не Манон.

— Эй, ты меня слушаешь?

Без сомнения, со времен их детства в Приюте прошедшие годы лишь обострили гордость Манона.

— Прошу прощения, — ответил Кирие, демонстративно пожав плечами в знак смирение. Тем не менее, он не смог сдержать улыбки.

Именно всеобъемлющая самоуверенность, вплетенная в его высокомерие, делала Кирие Кирие. Даже сейчас он не пытался ее скрыть. При необходимости он мог бы. Но за последние два месяца Манон достаточно привык к его присутствию, так он не волновался на этот счет.

Манон негодующе кивнул в ответ.

Кирие подошел к нему нарочито неспешно. Хотя глаза Манона слегка прищурились из-за тщетного раздражения, Кирие сохранял внешнюю невозмутимость.

Ага, давай посмотрим, как ты будешь терпеть и умолять. Мир не специально для тебя был создан, маленький богатенький мальчик.

Ничто не обязано было следовать желаниям Манона. Он был слишком молод, слишком неопытен и не обладал реальными связями. Он мог сколько угодно ныть на этот счет, но, в итоге, все сводилось к простым оправданиям.

За последний год Кирие до боли выучил этот урок. Важны были результаты, а не подробности. Итоги, а не средства. Проигрыш — ничто. Победа — все. Если он хотел оказаться среди победителей, то должен был сам ухватить свой шанс. Любой ценой. Любыми жертвами.

Кирие не сомневался. Он не колебался. Он был предан идее. Что бы ни считалось ошибкой — в чем бы ни заключалось добро или зло — его правда была единственно значимой. И такой Кирие заинтересовал Манона и разжег его страсть.

Раздраженный Манон сжал губы в тонкую линию. Быстро подойдя к Кирие, он схватил его и притянул ближе. Кирие споткнулся. Манон подхватил его, как будто только этого и ждал.

— Чего ты возишься? Не заставляй меня ждать!

— Все из-за этой волокиты и возни с бумагами. Так что чем быстрее я получу свободный пропуск, тем лучше.

Кирие слегка улыбнулся уголками губ, дразня Манона взглядом своих разномастных глаз. Он прекрасно знал, как его взгляд заводил многих мужчин в трущобах. Поблескивающие глаза, смотревшие исподлобья, влажные и соблазнительные.

Уже этого хватало, чтобы привлечь мужчин. Только Рики и Гай устояли перед его чарами. Эта парочка относилась к раздражающей, бесящей, стойкой породе. Но и их реакция оказалась странной.

Он заигрывал с Гаем, и Гай ему отказал. Раздраженный Кирие назвал его импотентом. Тот в ответ сильно его ударил. Меня не интересуют стервозные детишки, у которых еще молоко на губах не обсохло. Он как будто получил такой сильный удар под ребра, что дышать не мог.

Пятно на его репутации, которое он не мог смыть.

Кирие отогнал воспоминание, стоило ему всплыть в его мыслях. Обвив руками торс Манона, он подался вперед бедрами. Дешево он не продавался. Но если уж брался за дело, до выкладывался по полной. Такой была его политика.

Их глаза и носы находились на расстоянии волоска друг от друга, горло Мамона слегка трепетало.

— С пропуском я смогу сюда в два счета примчаться. Прямо к тебе…

Манон оборвал остаток фразы поцелуем. Неуступчивым, голодным и яростным. Кирие в ответ приоткрыл губы. Их языки встретились. Сплелись, так чтобы Кирие не мог сбежать. Сильное посасывание, чтобы удержать его рядом. Частые, неловкие, настойчивые поцелуи. В это время руки Манона беспрестанно двигались по телу Кирие, не отрываясь от него. Соприкосновение их тел лучше любых слов поведало Кирие, насколько Манон желал этого долгожданного свидания.

Руки гладили спину Кирие, вцепились в его упругий зад. Слишком нетерпеливый, чтобы бороться с ширинкой, Манон шарил у Кирие между бедрами. В каждом цепком поцелуе читалось лихорадочное желание.

Кирие выдохнул сквозь тяжелое дыхание:

— Ну у тебя и аппетиты. Такое на всеобщее обозрение не выставишь.

Вздрогнув, Манон лихорадочно обшарил взглядом комнату, как будто искал соглядатаев. Кирие позволил себе тайком улыбнуться. Манон, наверное, всю неделю с ума сходил. Это было лишь первое их свидание на неделе, а он уже был возбужден и готов.

Ошибкой было бы полагать, что охрана держала плененную принцессу в башне целой и невредимой. В позолоченной клетке Приюта наследник престола Кюгеров — маленький принц, наивный и тщеславный — взволнованно ожидал появления Кирие.

Их личное понимание цели отличалось так же сильно, как и накопленный опыт. Инициативу всегда брал на себя Кирие. Хотя этот факт так и не дошел до тупицы Манона.

Схватив Кирие за руку, Манон потащил его в соседнюю комнату. Поцелуи распалили его похоть, и выдержки дойти до своей комнаты ему не хватило.

Кирие не стал возражать, что это была спальня для уставших детей. Если сейчас труднодоступного из себя корчить, это лишь разозлит Манона.

— Раздевайся быстрее, — хрипло рявкнул Манон.

Кирие быстро снял верх и майку. А затем сменил темп, медленно расстегивая молнию. Он не динамил Манона, а специально разжигал в нем страсть.

Раздевшись догола, Кирие чарующе улыбнулся. Этого хватило, чтобы и без того вышедший из-под контроля член Манона подскочил вверх.

— Иди сюда!

Манон схватил его, раздув ноздри. Уткнувшись лицом в плечо Манона, Кирие холодно улыбнулся сам себе. Раз плюнуть. С каждым днем наследник Приюта все больше оказывался в его власти. И улыбался Кирие из-за полной уверенности в этом.

В заявке Кирие указал свою причину посещения Приюта: «Я бы хотел немного отплатить учреждению, которое столько сделало для меня».

Все, кто знал Кирие, не поверили бы своим глазам. «Под чью дудку он пляшет?» — задались бы они вопросом.

Но Кирие был серьезен. Ради своих целей он готов был сыпать деньги в любой карман. Сдерживая свое хвастовство и надменность, он старался казаться как можно более нормальным. И произносил такие сладкие речи с серьезным лицом.

Никто бы не поверил в это, если бы своими глазами не увидел.

Кирие уже два месяца захаживал в приют, принося игрушки и комиксы, бывшие в диковинку детям из Приюта.

Выросший там Кирие знал, чего в опекунском центре не хватает и о чем мечтают дети. То, что им навязывали взрослые и то, чего действительно хотели дети, редко совпадало. Но со временем дети учились не требовать то, что не смогут получить.

Между ними все делилось поровну. И вещи, и проявления любви. Так что дети проницательно понимали, чего постоянно не хватает.

Нематериальные вещи нельзя было просто подбросить под видом благих намерений. Так что Кирие нашел способ придать конкретную форму тому, что он хотел тогда, и подарить это сейчас. Матушки и сестры по блоку были поголовно под впечатлением. Как того и ожидал Кирие. С момента существования Приюта ничего подобного не случалось. Его выпускники, покинув гнездо, просто не возвращались назад. С подарками они точно не приходили.

Хотя они восторгались, что он вырос в соответствии со всеми их ожиданиями, но не слишком углублялись в расспросы. Сами они никогда не покидали райских садов Приюта и понятия не имели, какая жизнь ожидает их подопечных в Церере.

Они проводили время среди тепла и улыбок, в молчаливом понимании: Держи свое мнение при себе, и меньше поводов для печали будет. Это был негласный закон.

Кирие приходит так часто, как только мог, где-то раз в неделю. Бумажная волокита оставалась все такой же обременительной. Но ему хватало ума никогда не позволять своей улыбке блекнуть и прекрасно играть роль щедрого старшего брата.

Конечно, ему никогда не разрешали контактировать с детьми напрямую. И все же, во время его дружеских бесед с сестрами за чаем, на заднем плане вечно сновали детишки, которым было интересно, что происходит.

Наверное, я им каким-то странным созданием кажусь. Кирие не удержался от кривой улыбки. Он прекрасно знал, что не только дети на него во все глаза смотрят.

Молодой человек, оставшийся там даже после достижения тринадцати лет — что содержался в резерве — которому в скором времени предстояло взвалить на свои плечи вес семейного учреждения…

Кирие определенно не мог первым шагнуть ему навстречу. Когда их взгляды встречались, он лишь молча кивал в ответ. Пока вторая сторона сама не подойдет к нему, тратить усилия было бесполезно. На этом строилась вся его текущая стратегия.

Иди — иди сюда — иди ко мне, молился Кирия, притворяясь, что не замечает бушующего вокруг него урагана. Он сразу понял, что оказался в центре бури, объектом всеобщего внимания.

В любом случае, Кирие был обитателем свалки, коей являлась Церера. С точки зрения запертых в этом саду, он стал объектом их презрения, сочувствия и трепетного любопытства.

Подойди — быстрее — и упади в мои объятия, молча возносил он молитвы небесам.

И когда, согласно плану, Манон окликнул его своим надменным голосом, Кирие мысленно поздравил себя: у тебя получилось! Этого было достаточно, чтобы победоносно поднять руку к небу.

После этого, приходя в приют, Кирие каждый раз не упускал возможности непринужденно улучшить свои отношения с Маноном.

Поначалу они просто разговаривали. Он не принуждал Манона и держал спокойный темп. Кирие пять лет не был в Приюте. Он смог выжить в трущобах лишь благодаря своим уловкам и железной воле. Приручить старшего, более гордого и невежественного Манона было намного легче.

Льстивыми словами он угождал самоуважению Манона. Не подлизываясь, снискал его расположение. Раз за разом ненароком провоцировал его. И вскоре покорил.

В отличии от трущоб, где однополые пары были в порядке вещей, мужчины, правящие Церерой, могли легко получить доступ к женщинам. По крайней мере, так считал Кирие. Но Манон — вынужденный выбирать лучшее из остатков — рвал и метал: «Женщины, способные рожать детей — это достояние Цереры. Я не могу просто спать, с кем захочу».

Для единственного рода Цереры, которому разрешалось брать в жены способных к деторождению женщин, существовали неписанные правила, которые нельзя было нарушать. Они не могли сношаться с кем попало с той же завидной развязностью, что и трущобные полукровки.

Более того. Мужчины этой семьи должны следовать букве закона и вести себя как джентльмены. Перед матушками и сестрами по блоку в том числе.

Никаких ухаживаний. Никакой распущенности. Никаких глупостей. Никакого неподобающего поведения. Никаких сексуальных домогательств. Узнав об этом, Кирие посочувствовал Манону.

Жизнь в клетки отличалась от загнивавших, душащих трущоб. Но, по-своему, она была не менее давящей. Трущобы не оставляли надежды на сексуальный союз с живой человеческой женщиной. Но однополый секс всегда был доступен. По крайней мере, в этом плане полукровкам из трущоб повезло больше.

Половой импульс никуда не делся, но его приходилось контролировать. Манон не собирался рассказывать, как он справлялся с этой дилеммой. Но когда Кирие начал с ним заигрывать, отвращения он не выказал. Видя, как Маноном овладевает искушение, Кирие без проблем догадался, что происходит.

В результате, сделав это единожды, Манон лишь захотел большего. У него были партнеры для удовлетворения непреодолимых сексуальных аппетитов, но опыта, которым можно было бы похвастаться, он не приобрел. Для Манона было достаточно неограниченной природы мужского товарищества и умелого обслуживания Кирие.

Кирие положил глаз на Манона лишь потому, что тот был законным наследником фамилии Кюгер. Не было ничего плохого в связи с мужчиной, который однажды станет большой шишкой Цереры в роли руководителя Приюта.

Наживаться на других трущобных полукровках было недостаточно. После дела с Блонди из Танагуры и Гаем Кирие жаждал других, более приятных свершений. Став частью — по крайней мере, мысленно, — такой могущественной системы, он не мог вернуться.

Но как только дело с Гаем было выполнено, его связь с Ясоном оборвалась.

Цена в десять тысяч карио оказалась просто разовой платой за оказанные услуги. Осознание этого ударило Кирие по затылку словно дубина. Сам он никак не мог дотянуться до Ясона. Его «наверняка» таяло на глазах.

После этой потери его мозг замкнуло. Он как будто потерял ориентиры в море и не знал, куда повернуть. Сколько бы он ни напрягал свое серое вещество и не задумывался, единственным словом, постоянно приходившим на ум, было «Приют».

Кирие, в отличие от Рики, не мог рассчитывать на высокое место в уличной иерархии. И у него не было связей с успешными синдикатами черного рынка, которые поручились бы за него.

Даже сумей он заручиться чьим-либо покровительством, лучшее, что ему светило — роль мальчика на побегушках в самом низу иерархии организации. Он просто не мог согласиться на такую низкосортную работу. Он ни за что не станет чьей-то подстилкой на чужих условиях, только на его собственных.

Хотя Кирие и получил невероятно щедрую оплату в десять тысяч карио, без нормальной идентификационной карты этого было недостаточно, чтобы поднять его до уровня настоящих нуворишей.

Но, в любом случае, будь то фигурные карты или мусор, чем больше он получал, тем лучше. И лучше было рисковать своими финансами в Приюте, где за Кирие оставалось домашнее преимущество, чем в Мидасе.

Типично отвратительное хвастовство Манона своим чувством избранности не могло заставить Кирие бросить игру. В отличие от хулиганов из Бизонов, Кирие точно знал, как манипулировать Маноном. Со всей своей всеобъемлющей гордостью, Манон был совершенно наивным.

Если на то пошло, Манон стал сексуальным рабом Кирие.

Секс был первым шагом к настоящей связи, а сочный кусочек информации, полученные из постельных разговоров, становился приятным дополнением. Дальнейшая выплата дивидендов была гарантирована.

Поэтому Кирие не интересовал жаркий и жесткий секс, сопровождаемый лишь кряхтением и тяжелым дыханием.

Скорее, он предпочитал секс с медленным развитием, доводивший до кульминации во время обмена сладкими шепотками. С непрекращающимися нежными прикосновениями друг к другу. Когда с губ Манона можно сорвать любую его личную мысль. Поначалу Манон упрямо отмалчивался. Но перед лицом возрастающего удовольствия постепенно сдался.

Пока старания Кирие были вознаграждены примерным пониманием царившей в Приюте иерархии. Стала понятна роль социального статуса и ранга внутри семьи. Какие должности стали наследственными. Кто в какой ветви семьи с кем ладил. Кто против кого затаил обиду.

Даже матушки и сестры из блоков делились на фракции. И так далее, и тому подобное.

С губ Манона слетело неожиданное имя. Кирие внезапно заинтересовался.

— Кто? Кто это?

— В смысле «кто»?

— Парень, которого ты сейчас упомянул.

Манон сдвинул брови, размышляя и пытаясь вспомнить, о чем он говорил.

— Ты о Катце?

— Да, о нем. А кто это?

— Тот, кто тебя не касается.

Может, и так, но Кирие все равно хотел знать. Катц. Шрам. Большая шишка на черном рынке. Кирие никогда не видел этого мужчину живьем. Но не слышать о нем просто не мог. Собирая информацию в Мидасе, он многое слышал о Катце. Катц был как-то связан с Рики. Прознав о талантах Рики в трущобах, Катц перевел его в высшую лигу.

Рики быстро поднялся от простого курьера до пилота космических перевозок. Настоящая история успеха а-ля «из грязи в князи». Фактов не меньше, чем вымысла. Но, говорили, что благодаря значительному весу стоявшего за ним Катца, прозвище «Черный Рики» стало заслуженным.

Впервые услышав эти слухи, Кирие поверил, что, в конечном счете, существует два тип людей: везучие и невезучие.

Везучие высасывали жизнь из окружающих и становились только сильней. Невезучие были обречены все потерять и провести остаток своих дней, ползая на дне. С самого рождения трущобные полукровки несли ношу невезучих. Ни на что негодный компост, гниющий на дне свалки.

Никто не мог сделать то, что сделал Рики.

Или, точнее, не мог никто, кроме Рики.

Помимо этого Кирие и представить не мог, что услышит слетевшее с губ Манона имя Катца. Того же бога удачи, что улыбнулся некогда Рики. Тем сильнее было его удивление.

Возможно, это не было совпадением. Нет, это был его шанс оказаться в числе везунчиков. Любопытство заставило его поднять голову с потаенной надеждой, что это и есть тот самый Катц. Интерес Кирие к этой теме был неисчерпаем.

— Брось, кто это?

Манон откровенно недовольно фыркнул.

— Эй, не останавливайся. — Он жаловался, что Кирие, переключивший все внимание на Катца, прервал их ласки. Кирие спокойно проигнорировал его жалобу.

— Кто этот парень?

— Никто. Просто ублюдок с раздутым самомнением, который не знает своего места. Скоро он будет мне задницу лизать.

Голос Маноно зазвучал резко. Он действительно имел зуб на этого парня. Это еще больше разожгло любопытство Кирие. Манон, как правило, был безразличен ко всему, что не касалось его лично. Но это дело с Катцем заставило его показать свое истинное лицо. Что-то связанное с Катцем явно его обидело.

— Хмм. Похоже, ты его действительно терпеть не можешь, — произнес Кирие, специально его подстрекая. — Он ведь не может быть красивее и важнее тебя, правда?

Клубок гордости, тщеславия и надменности, которым и был Манон — единственный наследник богатств семью Кюгер — просто не мог промолчать, когда его место в мире подвергалось сомнениям.

— Да, кем вообще себя этот чертов дефектный возомнил?

Дефектный. Это слово заставило сердце Кирие биться быстрее.

— Дефектный — ха. Наверное, кто-то с грязным прошлым? Или недостающими частями тела?

— У него километровый шрам на лице.

Бинго! Кирие мысленно завопил. Значит, они точно говорили о Шраме Катце. Внутри него бурлили вопросы. Как связан этот наследник с воротилой черного рынка?

Или, возможно, Манон понятия не имел о размахе репутации Катца в другом, более темном мире. Эта мысль внезапно пришла ему в голову. Только из-за своего невежества Манон мог так спокойно выболтать имя Катца.

Так у Катца дела с кланом Кюгер? Вблизи, но подпольно?

Ловкий делец путем обмана заполучил благосклонность сильных мира сего, превратив их в легкую наживу — эта история всем известна. Кирие не знал, сможет ли он утвердиться в высшем обществе, занимаемом кланом Кюгер. Но факт оставался фактом: до сих пор никто не сомневался в их господствующем положении в трущобах.

Значит, рыночный делец мог правильно разыграть свои карты и начать вмешиваться в дела Приюта?

Хотя совершенно невероятным это не назовешь, но реальные шансы были очень малы. Как мог кто-либо провернуть подобное в гниющей мусорной куче трущоб? На рынке не было настолько отчаянных храбрецов. Да и если бы в Церере существовал такой лакомый кусочек, она бы и сама перестала быть свалкой.

Так какие же истинные причины скрывались в тени? Над этим он мог поразмыслить позже. Сейчас Кирие сосредоточился не на черном рынке вообще, но конкретно на Катце.

Судя по тону Манона, он лично встречался с Катцем. Когда? Где? По какому поводу? От этих вопросов сердце Кирие колотилось, а голова гудела. Шрам Катц, ранее знакомый ему лишь по шепоткам и слухам, внезапно обрел плоть. У него по спине пробежали мурашки.

— Итак — расскажи мне, чем тебя этот парень не утраивает? — спросил Кирик, словно одеяло натягивая на себя тело Манона. — Что за парень этот Катц?

— Не твое дело, — кисло и презрительно ответил Манон.

Боже, боже, Манон. У нас настроение испортилось, да?

Пожалуй, Кирие слишком сильно разволновался при упоминании имени Катца. Чрезмерный интерес к другому мужчине, выказанный в пастели с Маноном, без сомнений задел его ужасную гордость. Не говоря уже о том, что между ними явно что-то произошло.

А значит, если он не изменит подход к вопросу, Манон лишь разозлится сильнее и станет молчаливее.

— Эй, эй, не расстраивайся из-за этого… — Кирие сплел свои ноги с ногами Манона и крепко обхватил, массируя, его обмякший член. — Но, мне кажется, этот парень тебя чем-то задел. На нервы тебе действует, а?

Кирие слегка поцеловал его, как будто прогоняя боль. Манон обвил его руками, развернул и жадно поцеловал, сплетая их языки. Охваченный вожделением после более сильной стимуляции, он прижался и потерся промежностью о Кирие.

Кирие позволил Манону ненадолго погрузиться в ласки. Но такими темпами важный вопрос с Катцем отходил на второй план, а этого он вынести не мог. Кирие снова изогнулся, прижимаясь к Манону.

Их губы разделились с громким непристойным влажным звуком, Манон тяжело дышал. Кирие лизнул левый сосок Манона, игриво щелкнув по твердому возбужденному бугорку. Член Манона в руке Кирие становился тверже и длиннее, а его бедра начали вздыматься под сладкие вздохи.

Слишком быстро. Он кончит не раньше, чем я разузнаю про Катца.

Пальцы Кирие сильнее обхватили основание члена Манона, заставив мужчину бросить на него возмущенный взгляд.

— Не смотри на меня так, — с улыбкой произнес Кирие, целуя его в губы.

Он провел языком по шее Манона. От загривка до мочки уха. Вылизывая, словно кот, гладкую кожу. Дрожь пробежала по рукам Манона от плечей, его чувствительной зоны. Уязвимой зоны. Его слабого места. Кирие изучил их все.

— Брось, Манон, — прошептал Кирие, ущипнув его за мочку уха. — Расскажи мне. Что связывает тебя и Катца?

— Н-не-твое-дело! — К концу фразы голос Манона зазвучал хрипло и пронзительно.

— Ничего. Мне ты можешь рассказать. Я хочу знать о тебе все. Я твои уши. Днем и ночью. — Говоря, Кирие поигрывал пальцами с напряженным, влажным членом Манона.

— Х-хватит… — но в этом приказе звучало на удивление мало силы.

Пока покрасневший и взволнованный Манон радовался не ведомым ранее удовольствиям, Кирие мысленно посмеивался. От простого поглаживания пальцами у Манона быстро перехватило дыхание. Касание языком возбужденной головки вызвало постыдные стоны.

Если дело касалось вытягивания из Манона информации, игры с нижней частью его тела всегда помогали. Пальцами и языком. Когда к нему прижимались, поглаживали и играли, словно на хорошо отлаженном инструменте, Манон не мог долго продержаться.

Его гордость и хвастливый язык не могли играть по-честному. Но его твердый пульсирующий член всегда уступал требованиям удовольствия. Пальцы Кирие обращались с ним умело. «Ааах…» — застонал Манон, резко повышая голос. Его рот источал распутную похоть, так же как и медоносная головка его эрекции.

Массирование его, когда капли и брызги предспермы уже смочили пальцы Кирие, оказалось настолько невыносимой стимуляцией, что яички Манона резко сжались и поднялись. Кирие провел пальцами по члену Манона, впился в него ногтями, обнажая плоть, скрытую под мошонкой. С губ Манона слетел резкий вскрик.

— Здесь ты уже совсем созрел и покраснел. — От прикосновений Кирие набухшая кожа слегка приподнималась, дрожа.

Шея Манона изогнулась дугой.

— Ааах.

— Пожалуйста, расскажешь? — прошептал Кирие, безжалостно потирая пальцами беззащитную плоть.

- Хаааа…

Два раза поверхностно, так же и третий. На четвертый, он надавил глубже.

- Яааах…

По дуге горла Мамона пробегали судороги при каждом его вскрике. Но никакие посторонние движения головы Манона не могли остановить Кирие. Вместо этого, ощущения от более глубокого проникновения очистили мозг Манона от всех мыслей.

Твердое нежелание Манона делиться информацией раздражало Кирие. Сегодня Манон оказался твердым орешком. Обычно работы рукой хватало, чтобы он заговорил. Значит, здесь замешана действительно скандальная информация? Эта мысль вызвала снисходительную улыбку на губах Кирие.

Нектар обильно сочился с трепещущей и набухшей головки. Поскольку рука Кирие пережимала канал, снедавший тело Манона жар не мог найти выхода. Черт. Тут я себя в угол загнал. Значит, стоит дать тебе кончить?

Он столько всего хотел узнать. Пожалуй, лучше было позволить ему кончить хоть раз. Все-таки, секс Манон получал раз в неделю. Но Кирие не хотелось так легко давать непривычно упрямому Манону то, чего он желал.

Кирие погрузил пальцы в дрожавшую плоть Манона, мягко прощупывая нервы. Стимуляции привела бедра Манона в движения, вырвала из его глотки сладкое воркование. Их тела терлись друг от друга, как будто пытаясь снять настойчивый, цепкий жар.

— Ааах… Хаа… — взвыл Манон, одолеваемый судорогами. Немного удовлетворившись хриплым вибрирующим голосом, Кирие ослабил хватку. По конечностям Манона тут же пробежала дрожь, мышцы напряглись. Брызнула белая сперма.

— Эй, вау, — мягко поддразнил его Кирие. — Да ты и правда сдерживался.

Манон, чьи плечи тяжело вздымались, хватал ртом воздух и ответить не смог. Его умасливали, возбуждали и доводили до экстаза, но больше всего сил забрал оргазм после сильной стимуляции. Он упал, словно первый бегун марафона, тяжело дыша.

Ха. Ну, пока Манон на меня не разозлился, давайте-ка быстренько второй заход устроим.

Он не считал, что перегнул палку в этот раз. Но, отойдя от оргазма, Манон мог вернуться к своей прежней язвительности. Перед этим Кирие надо было вытянуть из него всю необходимую информацию.

Кирие достал из своей сумки маленький тюбик. Взяв за ногу до сих пор не отдышавшегося Манона, он перевернул его. Сжав его ягодицы обеими руками, он раскрыл расщелину между ними. Тайный бутон Манона, который Кирие редко затрагивал во время своих усердных ласк, уже был влажным от недавних струек предспермы.

Мелкий ублюдок здесь весь липкий. Я и правда в этот раз сам себя превзошел.

Губы Манона произнесли «Мне там не нравится» и «Прекрати», но Кирие был другого мнения. Он прекрасно сжал, что ощущений, которые он открывал и вытягивал из Манона, было достаточно, чтобы тот корчился от удовольствия. В таком случае, стоит ли ему беспрепятственно продолжить и превратить Манона в горку хлюпкого пудинга?

По каким-то ему самому не совсем понятным причинам, когда Кирие смотрел на Манона, ему хотелось ранить его. Обычно он продавал себя по частям, если это требовалось для получения информации. Лизал задницу и целовал ноги. Он ни перед чем не останавливался. И все же, время от времени в глубине мозга Кирие вспыхивали неудержимые порывы. Мучить и издеваться над ним. Заставить его пресмыкаться. Хорошенько его отыметь.

Осторожнее, парень. От маленького принца мое положение в обществе зависит. Обращайся с ним деликатно.

С такими мыслями в голове, Кирие открыл тюбик и выдавил на руку смазку. А затем медленно протолкнул пальцы между ягодицами Манона.

Манон вздрогнул и задрожал.

— Ничего, ничего. Не волнуйся. Просто немного любовной смазки. Сегодня я тебе с особым ароматом принес. Прямо с полок Мидаса.

Манон, видимо, успокоившись, расслабил мышцы.

— Облегчит процесс в этом месте, знаешь ли. Это всего раз в неделю. Наверное, здесь ты с собой не играешь, когда самоудовлетворением занимаешься?

— Н-нет…

— Как я и думал. Не совсем то, что надо, да? Так ты себе не поможешь, верно?

— Я-я…

— Тебе ведь нравится, когда я играю с тобой и сосу у тебя? Знаю, ты любишь становиться большим и твердым у меня во рту. Черт, ты таким большим становишься, что у меня челюсть болит. И, как мы только что сделали, стоит твою горячую головку погладить, как ты сразу кончаешь. — Эти откровенные слова не совсем походили на постельные разговоры, но Кирие произнес их, выдавливая и нанося обильно добрую половину содержимого тюбика. — Но — когда в тебя входят вот здесь — тебе больше всего нравится. Верно?

Манону как будто прямо в череп вбили гвоздь, он мог лишь сжать зубы и придержать язык. Он просто не мог отрицать правду в такой ситуации. Он слишком хорошо знал о своей безнадежной зависимости от сексуального мастерства Кирие. Неделя между визитами Кирие в Приют тянулась так медленно. Его тело тлело и загоралось от растущего предвкушения.

— Возвращаясь к нашему недавнему разговору…

Кирие растер смазку, которую втирал в сжавшийся анус Манона, и обхватил пальцами его яички. От одного этого по задней части тела Манона пробежала дрожь. Смазка, впитывавшаяся во внутренние стенки, заставляла сопротивление таять, обжигая и пульсируя, стимулируя нежную плоть.

Своими скользкими пальцами Кирие провел по самым укромным местечкам Манона.

— Это парень Катц — кто он?

— Я-сказал-это-не-твое…

— О, только не говори мне, — произнес Кирие, играя с ним — он ведь сюда не вставляет?

Кирие лучше всех знал, что в этом плане Манон был девственником.

— Идиот. Я тебе расскажу. Он ве… — оборвав себя в последний момент, Манон торопливо закрыл рот.

— Ха. Ну, полагаю, у тебя есть достойная причина, чтобы не рассказывать мне. Верно? — произнес он, одновременно лишь слегка проникая пальцем в ложбинку, как жадно затрепетавшую от его прикосновений.

— Ааах… — застонал Манон, не смотря на все свои попытки самоконтроля.

— Выкладывай, Манон. — Кирие погрузил палец глубже. — Это твой старый любовник?

Его палец гладил пылающую плененную плоть.

— Хаххххх… — с губ Манона слетали сладострастные стоны удовольствия.

— Вот кто он для тебя? — зашептал Кирие на ухо. Он погрузил палец до самых костяшек.

— Ааах… Хааа…

Бедра Манона содрогались и вздымались. Одной рукой Кирие обхватил промежность Манона, а палец другой дернул и повернул.

А затем остановился.

— Расскажи мне. Или на этом все кончится. — Ягодицы Манона задрожали. — Ты ведь не хочешь медленно и нежно, да? Тебе хочется, чтобы я внутри сжал, да?

Дразня Манона словами, Кирие подтверждал их делом, погружаясь внутрь и медленно растирая его.

— И как долго ты собирается противиться?

Долго это не могло продлиться. Только не с быстродействующим афродизиаком, подмешанным в смазку. Нанесенная плотным слоем мазка впиталась и начала действовать. Манон будет так трепетать внутри, что не сможет сдерживаться.

— Признавайся. — Улыбнувшись себе под нос, Кирие лениво спустился к центру удовольствия Манона. — Ах. Это твое любимое местечко. — Пробираясь глубже, Кирие коснулся его.

Манон завопил. Его спина изогнулась. Новая волна жизни захлестнула его поникший было член.

— Хочешь, чтобы я с тобой здесь поиграл, да?

Лицо Манона потемнело от прильнувшей к нему крови. С его сжатых губ срывалось с еле сдерживаемым неистовством бормотание.

— Я ведь единственный, да? Единственный, кто знает все твои любимые местечки. Единственный, кто трахает тебя именно так, как ты любишь. Что скажешь, Манон?

— Не-останавливайся…

— Ты имел в виду «пожалуйста, не останавливайся»?

— Пожалуйста. Умоляю. — Его рот скривился от напряжения. Его голос пропитался желанием на гране терпимого.

Это было их еженедельное свидание. После недельного воздержания Манон настолько изголодался, что из-за одной мысли об остановки на полпути, когда его тело жаждет большего, начинал сходить с ума.

Кирие позволил себе довольную улыбку.

— Расскажи мне, и получишь желаемое. Что у тебя за дела с Катцем?

По шее Манона пробежала дрожь. Он снова взревел из-за неудовлетворенной животной похоти. Он облизнул губы и добавил тихим голосом:

— Ублюдок приходит сюда покупать «вещи» для Эоса…

Разум и выдержка Манона рухнули перед таким пленительным сладострастным искушением. Он выдал то, что нельзя было узнать за пределами Приюта.

Его ублажали сладкими словами. Играли с его сокровенными местечками. Медленно мучили его. А затем отказывали ему. Распаляли его опаленное тело, пока оно ни начнет неукротимо танцевать, извиваться и дергаться. Опьяненный наркотиком по имени Кирие, Манон испытывал на себе каждый симптом ломки наркомана.

— «Вещи» для Эоса? — Кирие никогда раньше не слышал об этом. Заставляя своего партнера продолжить, он потер его мышечную ткань. — Что это?

Торс Манона дернулся и содрогнулся, а Кирие погрузил палец глубже.

— Давай, расскажи мне.

Кирие проворно ввернул палец, и из Манона, словно воздух из горячих мехов, вырвалась история Катца.

Манон, считавшие свое право смотреть на людей свысока естественным — позволявший себе делать все по-своему, с кем бы он ни спал — этот Манон исчез. Потребовалось лишь, чтобы Кирие — его младший товарищ, не меньше — засунул ему в задницу пальцы, и Манон превратился в помешенного на сексе дурака.

До этого, хотя Манон и разрешал делать себе миньет, но в себя никого не принимал. Ему предстояло унаследовать корону клана Кюгер. А люди вроде него подобным не занимаются. Отдаваться кому-то было достаточно приятно, но это не настолько его возбуждало.

Но когда им занимался Кирие, само понятие приобретало новый смысл. Ощущения были настолько сильными, что его бедра как будто таяли. Дрожь сотрясала его позвоночник, когда Кирие, словно пес вылизывал его яички. Невыносимо приятные спазмы плясали по внутренней стороне бедер, когда Кирие игриво покусывал его зубами.

Ему нравилось, как сильно Кирие массировал его там, работая руками и посасывая его член. Его спину начинало покалывать. Это было почти невыносимо приятно. Каждая стимуляция до кончика члена приводила его в еще большее исступление.

Минет Манону нравился даже больше, чем входить в Кирие. Он разводил ноги, обнажая промежность, и позволял Кирие массировать его причиндалы и слюнявить его. Делать ему миньет и работать языком, пока Манон не кончит. Кирие никогда не возражал, высасывая из него все досуха.

Самоудовлетворением он подобного удовольствия достичь никак не мог.

А затем, после облегчения и частичного умиротворения, Кирие разводил его ягодицы и играл с маленьким бутоном посередине. Окутанный блаженством — ощущения, возникающие когда он принимал пальцы Кирие достаточно глубоко — с ритмичными ласками и вторжениями пальцев и члена Кирие, он растворялся в удовольствии секса с ним.

Сейчас, терзаемый пальцем Кирие, погруженным до костяшки, представлявший что-то покрупнее и потверже пальца — входящий в него член Кирин — он ощущал болезненное желание, пульсирующее в промежности и пронзавшее даже кончик его члена.

Кирие спрашивал. А Манон отвечал, хриплые слова слетали с его оцепеневших губ.

В качестве награды Кирие погрузил в него еще один палец, зарываясь глубже и растирая нежную плоть, из-за чего Манон снова поднял бедра в ответ на нестерпимые ощущения, но Кирие держал его крепко.

Покалывающее оцепенение сковало его мозг. Манон совершенно перестал контролировать поток своей речи. Кирие настолько удивила произнесенная дрожавшим голосом правда, что на миг он лишился дара речи.

Это — это действительно здесь происходит? И все же он не удержался от улыбки. Так значит, Шрам Катц — представитель Танагуры? Без сомнений, назревал большой скандал.

На его сияющем лице не осталось и следа от парня, некогда побиравшегося объедками со стола Бизонов. Остался лишь твердый и наглый взгляд личных амбиций.