Глава 3
Эос. Уровень салона.
Рики спустился на лифте в салон и все разговоры стихли.
Это он.
Рики.
Трущобная дворняга.
Шепотки были исполнены зависти.
Нет.
Не может быть.
Почему?
При виде любовных укусов на теле Рики, негодование усилилось.
Почему?
Как?
Невозможно!
Все взгляды были прикованы к Рики, который после последней оргии не появлялся на вечеринках и наслаждался ночным вниманием Ясона, о чем свидетельствовали эти отметины на его коже.
Дворняга!
Как такое возможно?
Чем он особенный?!
Зубы так и скрипели от зависти. Рики к этому привык. Рабы Эоса были незрелыми, слухи никогда не стихали. Для рабов Рики был вторгшимся в их мир чужаком, которого они никогда не поймут.
Какими бы неприятными ни были рабы, Рики не мог дольше недели сидеть в своей комнате.
Его квартира в трущобах была тесной, старой, грязной и ненадежной — но сейчас думать о ней смысла не было.
Жилище Ясона было просторным, дорогим, чистым. Помимо этого трижды в день Кэл подавал роскошную трапезу. В Эосе у Рики было все. Кроме свободы.
Для него здесь совершенно ничего не изменилось.
В трущобах Рики был сам по себе и мог идти своим путем, не боясь осуждения. В Эосе он должен был раболепствовать перед Ясоном, и другого выбора у него не оставалось.
Но, будучи во власти Ясона, Рики мог противиться своей судьбе, сказать «нет», даже если это было бесполезно. То, что Рики мог проецировать собственные чувства на отношения хозяина и раба, отличало его от остальных рабов Эоса. Конечно, Рики вынужден был разделять с ними одну участь, полагаться на милость Ясона.
Восемнадцать месяцев отсутствия в салоне изменили Рики. За это время острые углы смутьяна сгладились — хотя, наверное, называть это переменами было перебором.
Раньше Рики только так мог сохранить свою индивидуальность и здравый смысл, но проведенное в трущобах время подарило ему ранее невозможное понимание Эоса. Или же эту новую перспективу навязали ему обстоятельства, результат эмоций, а не самоанализа. Но теперь Рики мог спокойно принять то, что раздражало его в Эосе, и просто пройти мимо.
Ясон называл это «большим прогрессом», но затевать бессмысленные драки было не в интересах Рики. Как и наказание от Ясона.
Независимо от желаний самого Рики он вызывал сильную реакцию у остальных, так что бессмысленно было обвинять их в своих проблемах. Неважно, был ли виноват Рики. Но слова Ясона маячили у него в голове.
«Теперь тебе стоит быть осмотрительнее».
Рики бесконечно тревожило, что даже невинные слова Ясона таили слои скрытого смысла. Хоть он и знал, что пытаться разгадать их бесполезно, слова Ясона не покидали разум Рики. Единственное, что волновало Рики — как не ввязаться в драку с незрелыми рабами и не вызвать на себя гнев Ясона.
Неплохо было для разнообразия не оказываться в центре любого скандала. Даже если взгляды других рабов никогда не отрывались от него, Рики игнорировал их и шел к своей цели.
Уровень Сада.
Целый этаж был занят зеленью с бесконечным простором нежных цветов. Для необразованных рабов прогулки по саду были частью их обучения эстетике и опрятности.
Вход был свободным, но проход вел через коридор, где безжалостно уничтожалась вся грязь из внешнего мира. Специальные датчики не давали органической материи покинуть этаж; ни один лепесток не попадал наружу.
Рики не интересовали интриги рабов в салоне. Кроме спортивного зала, это было единственное место, где он бывал регулярно.
Сад находился в закрытом помещении, но там были пруд и ручьи, мелкие птицы и животные. Рики часами мог на них смотреть. С собой он носил планшет с загруженным справочником по растениям. При желании он останавливался и смотрел название отдельных цветов. Рики предпочел бы доступ к нейронной сети, но это было невозможно — даже свой планшет он с трудом отвоевал.
О саде ему рассказала Мимея.
Мальчики предпочитают салон, а мне здесь нравится.
Рики наизусть помнил название ее любимого цветка: Clarissa M'ellow L'avinia. Яркий радужный цветок, соответствовавший своему названию.
Разве он не прекрасен?
Глаза Мимеи сияли. Рики цветы не интересовали. Трущобным полукровкам красота была без надобности; в трущобах все, что не имело практической ценности, считалось бессмысленным.
Разве не чудесно было бы узнать названия всех этих цветов?
Мимея невинно улыбалась. Мимеи больше не было.
Почему все пытаются нас разлучить?
Воспоминание об этих словах. Боль, сожаление. Прежде чем она исчезла — навеки.
Рики не знал, что случилось с Мимеей. Когда миновал месяц его домашнего ареста и пыток, Мимеи уже не было, только слухи.
В этом саду Рики вспоминал о ней. Он вновь проживал воспоминания.
И чтобы не забывать эту боль, Рики приходил в сад. Прекрасно зная, что прошлое не изменить.
Другие рабы косились на шедшего с планшетом в руке Рики. Словно он был чужаком в их раю.
Рики не обращал на них внимания. Его не волновало, сочтут ли они это тщеславием. Заинтересовать Рики было нелегко.
— Привет.
Поглощенный поисками названия цветка, Рики проигнорировал голос.
— Прошу прощения. — Голос зазвучал отчетливее.
Убежденный, что обращаются к кому-то другому, Рики не отрывался от планшета.
— Ты ведь меня слышишь, да? — теперь голос стал настойчивым.
Рики оторвал взгляд от планшета. Посмотрев по сторонам, рядом он никого больше не увидел.
Это ко мне обращаются? Рики обернулся.
— Я с тобой разговаривал, — обиженно произнес голос. Исходил он от пепельноволосого блондина с ярким загаром.
Воспоминание.
Парадита?
Рики вспомнил. Волнистые светлые волосы. Изумрудные глаза. Он понятия не имел, кто его хозяин, но порода определенно Парадита. Рики видел его — два, что ли, года назад? — на приеме.
Новые рабы были повсюду, но у Парадита был самый оригинальный цвет кожи. Рики тогда сидел в ногах Ясона, слушая в наушниках музыку, но запомнил его. Парадита были помесью парод Мелроуз и Далтон, мужские особи встречались крайне редко.
Обычно гибриды Мелроуз в 99% были женщинами. У мужчин проявлялись различные мутации кожи, высоким был процент смертности. Парадита были средней по ценности породой, но редкость мужских особей поднимала их цену. На аукционах они оценивали так же, как выведенные Академией образцы.
Но Рики запомнил Парадита не только из-за этого.
— Почему ты меня проигнорировал?
Он сделал это не умышленно. Никто не разговаривал с Рики. Настолько сумасшедших рабов не нашлось.
— Ты о чем? — спросил Рики.
— Ты меня помнишь?
— Ты Парадита, верно? — кратко отозвался Рики.
Парадита нервно продолжил:
— Меня зовут Мигель.
— О, да. Мигель. Верно.
Теперь Рики вспомнил; после его первого дебюта они случайно встретились здесь, в саду. Тот же дрожащий голос, та же робость. Тогда Рики посчитал это каким-то розыгрышем, вызовом, придуманным некой компанией рабов. То, что Рики стал объектом такого вызова, было источником бесконечного раздражения.
Большинство рабов не выдерживали и плакали или убегали в страхе, навстречу насмешкам других рабов. Все-таки, никто в здравом уме не заговорил бы с жестоким трущобным полукровкой. Но Мигель был другим. Он продолжил:
— Я просто пришел сюда и потерялся.
Рики не знал, что сказать. Любой раб с первого взгляда должен был понять, что Рики боятся и ненавидят. Но не Мигель.
— Все пялятся на меня.
Потому что он был Парадита и привлекал не меньше внимания, чем Рики. Рабы по природе своей были хвастливы, но никто не выделялся так, как Парадита.
— Саймон сказал… Здесь я найду друзей… Но я не знал, куда идти и, в итоге, оказался у этой клумбы.
И Рики рассказал ему, что его «вещь» должен был научить его правилам Эоса.
1. Не будь заносчивым и дерзким.
2. Не наглей и не задавайся.
3. Завернись во что-нибудь длинное.
Совершенно не то, что написано в Кодексе Рабов Эоса, состоявшем из девяти пунктов. Рики даже не знал, кто придумал эти правила. Рассказал ему о них Дарил, конечно, в более изящных выражениях. Возможно, Дарил просто заботился о Рики, пытался помочь ему влиться и не создавать проблем в салоне — хотя это не сработало.
По природе своей Рики добрым самаритянином не был, но в тот день пребывал в редком настроении. Возможно, причина крылась в том, что Мигель явно не принадлежал ни к одной из группировок. Рики добавил последнее правило:
4. Не подходи близко к трущобному полукровке.
Даже если бы об этом умолчал Рики, без сомнения, рассказал бы «вещь» Мигеля. Но Мигель был диковинкой от начала и до конца.
— Ты здесь работаешь?
Мигель принял Рики за садовника.
В те времена девятнадцатилетний Рики не соответствовал критериям нормы ни одного раба в Эосе. Никого из них никогда не держали до возраста Рики. От рабов избавлялись задолго до того, как они достигали этого возраста. Мигелю было тринадцать, и на его неискушенный взгляд Рики на раба не походил. Вместо того, чтобы разозлить Рики, его это насмешило. То был единственный раз, когда он смеялся в Эосе.
Вернемся в настоящее время.
— Прости за тот раз. — Мигель опустил взгляд. За два года он совершенно не изменился. — Я не знал, что ты принадлежишь Лорду Ясону. Я принял тебя за садовника.
Ты шутишь? Рики был поражен.
— Я спросил Саймона, а он побледнел.
Не потому, что ты меня за садовника принял — он испугался, что я тебя как-нибудь запятнал, подумал Рики.
То, что Рики вообще пришла в голову такая мысль, означало его понимание своего положения чужака в Эосе, смутьяна. Того, кто отказывался вести себя, как подобает рабу Блонди.
— После этого я много раз сюда приходил, но тебя не видел.
Наверное, потому что сразу после этого я из Эоса сбежал. В обычных обстоятельствах Рики и Мигель никогда бы больше не встретились. Этого не допустила бы отчужденность остальных рабов или же «вещь» Мигеля.
— Я и подумать не мог, что снова тебя встречу. Я слышал, что… от тебя избавились.
Рики тоже считал, что расстался с Эосом. Пока не оказался схваченным, а Ясон не сунул ему в лицо его регистрационную запись.
— И? — грубо отозвался Рики. Может, они и встречались раньше, но ничего общего у них с Мигелем не было.
— Можно с тобой побыть?
— Что?
Рики уставился на Мигеля.
— Я не буду мешать, обещаю.
— Дело не в этом. Ты хоть знаешь, кто я?
— Ты раб Лорда Ясона.
— Никто не предупреждал тебя, что не стоит связываться с «дворнягой»? Может, твой «вещь»?
Мигел замолк.
— Я с детьми не нянчусь.
Рики выключил свой планшет и двинулся прочь.
Он пришел в сад не для того, чтобы его доставали. Ему не нравилось сидеть с Кэлом взаперти в апартаментах Ясона. Кэл скрывал свое беспокойство, но напряжение никуда не делось.
Чувства Кэла Рики не волновали, но ему больше нравилось наслаждаться претензией на свободу снаружи, чем сидеть в клетке. В отличие от салона, в саду Рики мог спрятаться.
Здесь было тихо, никто на него не смотрел. Для Рики это был почти рай. Он приходил в одно и то же время, так что остальные рабы старались ему не попадаться. Теперь здесь был Мигель, но Рики не мог от него избавиться. Сад был местом общего пользования.
Рики просто хотел побыть один. Ничего больше. Рики не знал, зачем пришел Мигель, но не озаботился об этом спросить.