Пролог

Город удовольствия Мидас.

Где любые мечты и желания воплощаются в жизнь.

На навигационных картах планета Амой лежала в дальнем конце галактики Салинас. Под властью Танагуры Амой стал курортом для тех, у кого хватает времени и богатства, чтобы отведать тамошних услад.

Как правило, въездные визы в Мидас бронировались за месяцы, доступные лишь немногим избранным. Для простого народа они оставались недосягаемым счастьем.

Для такой визы обязательно требовался полный биометрический анализ, где не было места попыткам подкупа, угроз или принуждения. Все без исключения ждали своей очереди.

Для привилегированных слоев виза Мидаса была не просто престижной; она служила незаменимым показателем статуса.

Сам Мидас подстраивался под любые человеческие пороки независимо от расы, пола, религии или сексуальных отклонений, если они не противоречили законам Танагуры. Мидас все принимал без вопросов — все, кроме одного места.

Девятый Район, Церера.

В далеком прошлом Церера была полна идеализма и веры в лучшее будущее; от этого ничего не осталось. По мнению Мидаса, Цереры не существовало: ни на официальных картах, ни в плане признания. Церера была обширным гетто, где ни у кого не было идентификационных документов, а на девять мужчин приходилась всего одна женщина.

В закуте этого гетто собирались члены ныне не существующей банды Бизонов, в мастерской, занимавшейся летающими мотоциклами для улиц и мотокросса.

Сделанные на заказ, видавшие виды мотоциклы были излюбленным транспортом для разборок банд; дорогие безупречные заводские машины в Церере встречались редко, разве что их крали на запчасти.

Кирие некогда хвастался символом высокого статуса в Церере — воздушной машиной, но даже он до того боялся воров, что платил изрядную сумму за полностью охраняемый гараж. То, что Кирие не моргнув глазом платил за такую роскошь, демонстрировало его эго обладания вещью, которая так и кричала о статусе на улицах Цереры.

Мастерскую после роспуска банды ее члены завели благодаря Норрису или, скорее, партнеру Норриса — Макси.

Макси — с его огромным телом, тенью на три часа и аурой чувственности, так несоответствующей его грубой внешности — был гениальным механиком. В мастерской повсюду лежали редкие и дорогие детали.

Конечно, на них стояли ценники.

К досаде Норриса, Макси проводил четкую границу между бизнесом и удовольствием. Обвинения в жадности или безразличии совершенно не задевали Макси; бизнес есть бизнес, и никаких уступок Макси не делал. Норрис любил до безумия эту жесткую деловую сторону Макси, хотя и умер бы, скорее, чем в этом признался. Но все, кто был знаком с их отношениями, видели, что дело не только в сексе.

Солнце почти село, когда Норрис зашел в притон Келли.

Норрис, разгуливающий в заляпанной маслом спецовке… такое нечасто случалось даже в мастерской, где все нашли применение своим умениям, но после исчезновения Рики парни приуныли.

— А ты не слишком спешил, да, Норрис? — коротко спросил Сид.

Норрис потянулся к холодильнику и вытащил бутылку газированной выпивки.

— Ага, прошел слух, что на улицах что-то происходит, и я должен был проверить. — С этими словами Норрис опустился в свой любимый шезлонг.

— Какой слух? — Люк вздернул бровь. — Опять что-то о Кирие, да?

С тех пор, как Служба Безопасности Мидаса провела беспрецедентный массовый рейд в Церере, на улицах не стихали слухи о Кирие. Даже конкурирующие банды забывали о своих различиях, объединяясь в ненависти к Кирие; лишь в этом вздорные обитатели Цереры пришли к единому согласию.

После того, как рухнула иллюзия пребывания вне закона, в Церере изменилось все.

После очередного исчезновения Рики Гай и остальные оказались в сомнительном положении. Хотя они не были причиной рейда, Церера считала их участие неоспоримым.

Это был самый далекий от правды вариант, но развеять слухи было невозможно. Впрочем, бывшие члены Бизонов сна не лишились.

Норрис отпил из своей бутылки.

— Нет, не Кирие. — Он покосился на Гая. — Рики.

В комнате повисла тишина.

— Рики… Что? — выдохнул Гай. Люк и Сид замерли.

— Говорят, компания, угонявшая в Мидасе машины, видела его в Первом Районе. — Обычай ходить на поиски приключений в Мидас возродился лишь недавно. В давящих границах Цереры испытание своих навыков вождения против Службы Безопасности Мидаса было не только вопросом статуса и престижа, но и одним из единственных способов почувствовать себя живым.

— Ты серьезно? — охнул Сид.

— Бред, наверное. — Люк прищурился. Касалось ли это Кирие или Рики, слухам не было конца. Бары и переулки Цереры богатели на них. Больше всего внимания исходило от тех, кто не застал времена, когда Бизоны правили на улицах.

— Где в Первом Районе?

— Апатия.

Гай откинулся на своем стуле, не зная, что сказать.

Будь это Мамиа или Гадэс, изобилующие съемными комнатами для встреч — все бы, наверное, закончилось как грубая и извращенная шутка. Но это был другой случай.

— Апатия… Та самая Апатия? — недоверчиво переспросил Люк.

— Ага. Жилой район для самой, самой верхушки элиты.

Хотя наверняка знать никто не мог, Апатия была районом, где привилегированные сословия Танагуры держали своих любовниц и любовников.

Версия явно была слишком надуманной — но никто не мог отбросить саму вероятность. Все было возможно — но было ли это просто очередным слухом? Кто-то обознался? Неужели, правда? Разузнать обо всем в трущобах Цереры было невозможно.

— Ты уверен? — В голосе Гая звучал намек на злость.

— Не знаю. Сопляки говорят, что они уверены.

— Что за сопляки?

— Сайрус и его команда.

— Дуэт рыжего и брюнета?

— Ага.

— Значит, нельзя быть уверенными.

— …Возможно, — прошептал Норрис.

Исчезновение Рики слишком много вопросов оставило без ответов, слишком много нерешенных проблем. О связи Рики с Катцем — силой, с которой считались в преступном мире — нельзя было забывать.

В прошлом все было проще. О чем бы они ни сплетничали, слетала с их языков ложь или правда — это не было вопросом жизни и смерти. А теперь было. Даже выпив, им приходилось следить за своим языком.

Появился страх; осязаемый примитивный страх. Им был известны секреты, выходивший за рамки всех их представлений о реальности в Церере. Секреты, означавшие неприятности — или даже хуже. А значит, они перестали заглядывать в бары, где были постоянными посетителями, и старались как можно меньше бывать на публике.

Правда о Приюте выходила за всякие рамки, но слова Зико из Ниер Дартс опровергнуть было нельзя. Правда о Кирие… остались без ответов вопросы о том, как именно он навлек рейд Службы Безопасности Мидаса на Цереру, и сам Кирие ответить на эти вопросы не мог. Вполне возможно, правду знал Рики. Мысль об этом была мучительна.

Прошлое невозможно исправить; невозможно выкинуть из головы правду, притвориться, что она ничего не значит.

Так что можно было сделать? Какие у них были варианты?

Гай и остальные не знали.

Город, который никогда не спит.

Таким был Мидас, и ночью это становилось еще заметнее.

Улицы купались в дорогостоящем освещении; от изысканных до почти непристойных они манили прохожих и обещали невообразимое удовольствие.

Ложь и правда.

Эротика и гротеск.

Красота и разврат.

Все это в Мидасе было неотделимо друг от друга в гладком потоке яркого искусственного освещения.

— Возбуждающий, — прошептал Рики у окна.

Вид Мидаса с высоты Эоса притягивал взгляд; из окна в Апатии он бил по глазам. Само освещение опьяняло.

Но Рики прекрасно понимал — все, насколько хватало глаз, даже Церера, было всего лишь обширным питомником для евгеники Танагуры. Вся жизнь обитателей Мидаса проходила в идеальном порядке. В противоположность полной свободе и клаустрофобии, разрушавшей Цереру, жители Мидаса обменяли свою свободу на существование тунеядцев — хотя никто в Мидасе не считал свою беззаботную жизнь таковой.

Сексуальный раб в Эосе.

Трущобный полукровка в Церере.

Бездельник в Мидасе.

Трудно было сказать, какая из этих судеб была самой унизительной.

Рики помнил, как он угрожал выбраться из-под контроля Ясона в трущобах; хотя средств для этого у него не было. Ясон лишь язвительно рассмеялся.

Даже в истине всегда таился скрытый смысл. Одно дело знать правду, и совершенно другое — суметь использовать ее себе на благо; Рики знал по своему опыту общения с Ясоном, что правда была бесконечно гибкой.

Правильно ли это? Или нет? Ответа у Рики не было. Он знал лишь, что правда — это вопрос точки зрения.

Если не знаешь, значит, не пострадаешь.

Молча подумав об этом, Рики отошел от окна. Касанием руки он активировал ставни окна, приглушив уличное освещение.

«Вещи» нет. Нет Кэла.

Даже если Апатия была такой же клеткой как Эос, а рабские оковы остались такими же нерушимыми — мысли Рики принадлежали только ему.

Для Рики этого было достаточно.